Крещение огнем. Борьба исполинов
Шрифт:
И еще вырисовывалось немало перспективных возможностей. Вплоть до открытия границ для рабочих и инженеров. Езжайте в Европу и США на заработки. И кстати, после этого миллионы людей вернулись бы назад в Союз с автомобилями и набором нужных вещей, плюясь в сторону Запада и став горячими приверженцами советской власти. Ведь тогда они столкнулись бы с реальной жизнью «свободного мира»: потогонной системой труда, дорогим здравоохранением, страхом безработицы и психической неполноценностью западников.
Горбачев, как и Сталин, мог бы уподобиться руководителю гигантской корпорации, выводящему оную из кризиса. СССР образца 1985 г. — это масса неиспользованных возможностей. Даже в экспорте. Мало ли у нас было перспективных его направлений, кроме нефти и газа? Отличные стали и сплавы. Алюминий. Титан и редкоземельные
Проработав правительственным обозревателем «Российской газеты» в 1994–2001 г г. и увидев то, что на грабительской основе вывозилось с развалин Союза в девяностые, я удивляюсь: и чего Горбачев на себе волосы рвал? Почему вопил о том, что мы на пределе? Всего-то и надо было, что создать сильные внешнеторговые государственные компании по ряду новых направлений. Только сокращение лихорадочного производства никому не нужных танков и пушек давало нам массу экспортного товара. Я сужу по примеру РФ, бледной тени Советского Союза. В ней, практически без поддержки и кредитования со стороны государства, несмотря на Чернобыльскую катастрофу и не вполне удачные «бенефисы» русских систем вооружения в войнах 1981–1991 гг., достигнуты впечатляющие успехи в экспорте атомных электростанций и вооружения. Мы умудрились прорваться на рынки Ирана, Индии, Китая и Евросоюза. СССР мог бы строить раз в десять больше АЭС за рубежом. Только одна Индия нуждается в сотне энергоблоков. А ведь еще могли открыться рынки Латинской Америки, Малайзии, Филиппин, Индонезии. К тому же в системе ядерного Минсредмаша СССР, кроме АЭС, имелись сотни отличных неядерных технологий: от добычи редких элементов до очистки воды. Ими тоже можно было торговать. А оружие? Спустя полтора десятка лет после гибели Советского Союза РФ продолжает с успехом и прибылью продавать военную технику, разработанную в СССР в 1960-1980-х гг. Одна Малайзия в конце 2006 г. вознамерилась купить в Эрэфии оружия на миллиарды долларов, включая 12 дизель-электрических подлодок. А вы представьте себе, сколько мог заработать Красный гигант в восьмидесятые, когда все это было намного конкурентоспособнее и привлекательнее, нежели сегодня? Одна модернизация и распродажа половины из 64 тысяч имевшихся у нас танков могла принести Союзу огромные прибыли: в виде денег, земель, месторождений полезных ископаемых в третьих странах, ценнейшего сырья. А ведь были еще и артиллерийские системы, и бронемашины, и самолеты с вертолетами, и корабли, и отличные боевые ракеты всех назначений. Рынок космических запусков — вообще перспективное предприятие. Особенно если денежки не разворовываются.
А какие неиспользованные экспортные резервы крылись в автомобильной, авиационной, станкостроительной отраслях! Новейшая, не имеющая аналогов на мировом рынке техника — вообще особая песня. Союз середины 80-х мог, сравнительно немного потратив, запустить в эксплуатацию немного экранопланов, дирижаблей, термопланов и подводных грузовых кораблей. А потом, показав их возможности на своем рынке, вырваться с ними на рынок мировой, где им вообще не было конкурентов. То же самое мы могли сделать и с другими технологиями прорывного характера. Они имелись у нас везде: от строительства домов из керамики (на основе песка и глины, которые есть везде) до лечения самых страшных болезней.
Трудности, стоявшие перед Горбачевым, на порядок менее тяжелы, нежели те проблемы, что донимали Сталина в конце 20-х гг. И потому, когда мне говорят, будто СССР середины 80-х пребывал в кризисе, я всегда отвечаю: «Кризис? Какой кризис?»
Да, кризис был. Но вовсе не экономический или технологический. Мы столкнулись с кризисом психоисторическим, читатель. С болезнью бюрократической машины, которая слишком долго жила ради самой себя, погрязнув в маразме и бесхозяйственности. Машины, давно не знавшей чисток и капитального «организационного ремонта». То был тяжкий недуг правящей партии, сросшейся с государственным аппаратом. Так и не превратившейся в «орден меченосцев», о
Горбачев и его команда как раз и должны были этим заняться. И ничего запредельно-сверхчеловеческого в подобной задаче не было. Кто бы нам что ни говорил!
Нужно было нащупать слабые места нашего противника. Разве в 1985-м умные головы уже не видели их?
Финансы США уже трещали от перенапряжения. Им все-таки пришлось девальвировать доллар. Долларовая система стала неустойчивой и очень чувствительной к толчкам извне. Запад слишком зависел от цен на нефть и газ, ибо их приходилось покупать в других странах.
Гонка вооружений обходилась американцам слишком дорого. Программы устрашения и сдерживания СССР уносили из бюджета Штатов немыслимые суммы. И самым страшным русским ответом для них становилось прекращение с нашей стороны бессмысленной гонки за паритетом. Союз мог бы не выпрашивать никаких взаимных сокращений арсеналов, а просто делать все по-своему. Строить в ответ на три американских подлодки всего одну, но лучшего качества. На программу американского танкового перевооружения реагировать даже сокращением своих танковых сил. И так далее. Вплоть до того, чтобы идти на одностороннее сокращение ненужных видов вооружения и уменьшение выпуска некоторых видов военной техники. У нас и так были гигантские запасы оружия. А на угрозу «звездных войн», способную стать реальной в лучшем случае лет через пятнадцать, мы могли отвечать совершенно конкретными космическими арсеналами. Они-то у нас в отличие от американцев имелись! В таком случае США просто валились с ног от гигантских непроизводительных затрат.
Зная уязвимые точки противника, по ним и стоило бить. Аккуратно, но больно.
Врезав США по чувствительным точкам, мы ввергали весь Запад в тяжелейший экономический, а затем и структурный кризис. И тогда можно было повторить опыт Сталина. Тот ведь тоже воспользовался Великой депрессией 1929-30 гг., чтобы задешево вытянуть из капиталистов самые лучшие технологии, станки и машины. Такой шанс открылся было для Советского Союза во время кризиса 1973 г., но брежневская верхушка оказалась бессильной его использовать. Победа над США в восьмидесятые снова открывала для русских такую великолепную возможность!
Мне скажут, что в народе уже не было веры в дело СССР, энтузиазм был исчерпан. Ложь! Может, по сравнению с тридцатыми годами градус пассионарности и упал, но в стране все еще были миллионы людей, чьи сердца пылали преданностью Родине и желанием победы. Сужу только по двум случаям. Когда в апреле 1986 г. разразилась атомная катастрофа в Чернобыле, автор сих строк служил в армии. Едва только прошел слух, что на ликвидацию последствий в Чернобыль набирают добровольцев, практически вся наша рота написала рапорта с просьбой направить их служить в зону бедствия. Помню, как замкомандира роты вызывал нас по одному и по-отечески втолковывал: мол, схватите дозу радиации, импотентами станете. И все равно мы требовали удовлетворить наши просьбы. Мы хотели служить стране.
В итоге в Чернобыль послали тех, кто либо не писал рапорта, либо числился в списке самых недисциплинированных.
В то же самое время научные сотрудники знаменитого ядерного «Курчатника» добровольцами ехали на ликвидацию последствий радиационных выбросов. Они тоже рвались туда из чувства ответственности за свою страну.
Брось тогда Горбач клич: «Даешь Победу! Вы нужны Родине!» — и на него откликнулись бы миллионы людей. Я помню, как все мы ждали и страстно жаждали этого. Опираясь на таких патриотов, можно было в мелкие клочья разодрать любых саботажников и чинуш. Миллионы все еще были готовы работать на Победу своими мозгами и руками. А победив США, мы получали все.