Крест и клинок

Северин Тим

— Могу я поговорить с капитаном?

Он глянул на клинок, потом в лицо тому самому матросу, который принес им корзину с хлебом. Матрос некоторое время смотрел на него, а потом что-то прокричал на языке, которого Гектор не знал. Кто-то что-то ответил, потом люк открылся шире, и второй человек, похоже, не простой матрос, жестом велел Гектору вылезать.

Гектор неловко выбрался из люка — ему мешали наручники и бухта каната, все еще висевшая на руке. После душной темноты трюма мир оказался полным света и солнца, и он глубоко вздохнул, с удовольствием наполнив легкие свежим морским воздухом и подставив лицо ветру. Он стоял на палубе большого судна

и, не будучи моряком, понял лишь, что корабль летит по морю такого яркого синего цвета, что от него даже режет глаза. Когда судно под порывом ветра слегка накренилось, он потерял равновесие, а когда обрел его, посмотрел за борт. Там, на расстоянии мушкетного выстрела, параллельным курсом быстро шло второе судно, не отставая от первого. На верхушках каждой из его двух мачт развевались длинные вымпелы кроваво-красного цвета, а на корме реял большой зеленый флаг, украшенный тремя серебряными полумесяцами. Начальник, крепкий, кряжистый человек, твердо упершись ногами в кренящуюся палубу, ждал, когда Гектор заговорит.

— Прошу вас, — сказал Гектор, — я хочу поговорить с вашим капитаном.

Темно-карие глаза оглядели Гектора. Как ни странно, во взгляде этом не был вражды, только привычная деловитость. Затем, ухватившись за конец веревки, моряк повел Гектора на корму, как ведут корову в стойло. Там под навесом Гектор увидел того белобородого, который нанес ему столь умелый удар рукоятью пистоля. Гектор решил, что старику под шестьдесят, возможно и больше, но человек этот казался подтянутым, бодрым и властным. Он удобно расположился на подушках, рядом стояло блюдо с фруктами, и он ковырял в зубах серебряной зубочисткой. Он с важным видом взирал на приближающегося Гектора и выслушал доклад сопровождающего. Потом, отложив зубочистку, сказал:

— Ты храбр, юноша. Ты хорошо дрался. И сейчас ты не боишься того, что могут сделать с тобой мои люди, коль скоро ты их рассердишь.

— Не будете ли вы столь любезны, ваша честь… — начал Гектор и запнулся да так и остался с раскрытым ртом. Он хотел спросить, что сталось с Элизабет, но вдруг осознал, что капитан говорит по-английски. Может быть, ему почудилось или он ослышался? Но нет, капитан продолжал говорить по-английски, правильно, хотя и немного неуверенно, как будто время от времени подыскивал нужное выражение.

— Скажи, что ты делал в деревне?

Гектор был настолько удивлен, что едва мог проговорить:

— Я обучался в монастыре на острове. Со своей сестрой. А откуда вы знаете… — он запнулся.

— Откуда я знаю твой язык? — договорил за него капитан. — Да очень просто: я сам родом из той деревни. Теперь меня зовут Хаким-мореход, но когда-то меня знали под именем Том Пайерс. Хотя с тех пор минуло много времени, больше пятидесяти лет. Бог был милостив ко мне.

В голове у Гектора все смешалось. Он не мог представить себе, как этот необычный моряк в иноземных одеждах и со странными манерами может утверждать, будто происходит из бедной деревни на атлантическом побережье Ирландии? Однако же капитан говорит по-английски с интонациями, присущими жителям именно этой местности.

Хаким-мореход заметил его недоумение.

— Мне было всего семь лет от роду, когда меня увезли. Увезли также мою мать и отца, двух братьев и бабушку. Я никогда больше не видел их с тех пор, как мы высадились на сушу, — сказал он. — Тогда мне все это казалось самой большой трагедией в жизни. Теперь я знаю, что то была Божья воля, и благодарен Ему. — Он взял в руку какой-то плод, съел, положил косточку обратно на блюдо. —

Вот мне и захотелось снова посмотреть на это место. И я решил навестить родину. Однако к чему ходить в гости, коль скоро от этого не будет прибыли? Да, признаться, многое изменилось по сравнению с тем, что я помню, хотя потайное местечко для высадки и как подойти к берегу, чтобы тебя не заметили, я не забыл. А деревня стала меньше или, может статься, так всегда кажется, когда возвращаешься туда, где провел детство. Все будто съежилось.

Наконец Гектор достаточно оправился от удивления и смог повторить вопрос, столь его мучивший.

— Прошу вас, — снова заговорил он, — мне бы хотелось знать, что сталось с моей сестрой. Ее зовут Элизабет.

— А! Та хорошенькая девушка, которая была в том же доме, что и ты? Она царапалась, как дикая кошка. Наверное, такая ярость — ваша семейная черта. С ней ничего не случилось, она вполне благополучна.

— Где она теперь? Можно мне повидаться с ней?

Хаким-мореход вытер пальцы о салфетку.

— Нет. Это невозможно. Мы всегда держим мужчин и женщин отдельно. Твоя сестра на другом корабле.

— Когда я снова ее увижу?

— Все в руках Божьих. Мы идем домой, но на море никогда и ничего нельзя знать наверняка.

— Однако куда вы нас везете?

Капитан удивился.

— Я полагал, тебе это известно. Неужели деревенские старики уже не судачат о том, как было тогда, в прошлый раз? Впрочем, с тех пор сменилось целое поколение, а те, кто тогда остались в деревне, наверное, предпочли все забыть.

— Один человек в трюме говорил что-то о «пленении», — заметил Гектор.

— Вот, значит, как они это называют. Неплохо. Тем набегом командовал Мурат-мореход, великий капитан, имя которого по сей день помнят и почитают. Был он, как и я, иностранец, только родом из Фламандии. И заметь, в отличие от меня, он не знал этих мест, и поэтому ему пришлось использовать одного человека из Дунгарвена в качестве лоцмана и проводника.

Гектор вспомнил, что деревенские никогда не поминали город Дунгарвен, не плюнув при этом, и еще вспомнил какие-то разговоры о некоем жителе Дунгарвена, предателе, которого вздернули на виселице. Между тем капитан явно расчувствовался и предался воспоминаниям.

— Помнится, когда я был мальчишкой, отец запрещал мне и братьям играть с, как он их называл, деревенскими голодранцами. Нас пугали, что, играя с ними, мы обязательно подцепим дурную болезнь. Он имел в виду, разумеется, католиков. В те дни деревня стала прибежищем для многих протестантов. Скажи, это и сейчас так?

— Кажется, да, сэр. Теперь там новый землевладелец, он отстроил церковь и больше благоволит тем, кто придерживается протестантской веры. Католикам же приходится ходить к мессе в монастырь на острове, и они стараются при этом не привлекать к себе лишнего внимания.

— Все по-старому. Чем больше я слышу о ссорах и соперничестве между христианами, тем больше радуюсь, что надел тюрбан. — И, заметив недоумение Гектора, Хаким добавил: — Некоторые называют это «отуречиться».

Гектор все еще казался озадаченным.

— Я обратился в истинную веру, которую исповедовал Пророк Мухаммад — да благословит его Аллах и приветствует. Это было не столь уж трудное решение для того, у кого воспоминания о родном доме связаны только с холодом, сыростью да ломовой работой ради того, чтобы заплатить ренту какому-то неведомому землевладельцу. Конечно, я обратился не сразу. Сначала я служил человеку, купившему меня. Это был добрый хозяин.