Крест королевы. Изабелла I
Шрифт:
— Я знал, что в душе он остался евреем, — сказал Фердинанд священнику, глядя на мёртвое тело у его ног. — Он бы ни в чём не признался.
Труп был выставлен на всеобщее обозрение на следующий день на городском рынке. После этого в Сарагосе стало гораздо меньше беспорядков. Фердинанд же вернулся в Кастилию.
Если бы Изабелла была обычной женщиной, а её муж — простым крестьянином, то лишь ближайшие соседи обменивались бы сплетнями об их жизни, так как нет ничего более волнующего, чем личные дела других людей. Но поскольку она была королевой,
— Как она примет его? — взволнованно спрашивал Кабрера. — И перестань плакать, Беатрис. Я-то не прячу незаконнорождённых детей в рукаве!
— Откуда я знаю? В последнее время у неё постоянно красные опухшие глаза.
— Это не принесёт государству ничего хорошего. Как будто мы и так уже не достигли предела в разделении на группировки. Если монархи не могут сохранить свой союз, то как это может сделать народ? Теперь появятся ещё фракция Фердинанда и фракция Изабеллы...
— О нет! Этого не произойдёт! Ты не знаешь Изабеллу. Как она примет его? Она примет его как королева. Это единственный способ обуздать негодяя.
С сухими глазами, болезненно бледная, Изабелла в течение нескольких дней совещалась с наиболее преданными вельможами, своими сторонниками из знати, представителями гражданских и церковных кругов. Всем было известно, какому личному оскорблению она подверглась, хотя сама она об этом ни разу не упомянула. Королева должна жить для Испании; она приняла решение сделать Испанию достойной проживания в ней каждого испанца, и Фердинанда тоже. Предупреждение Беатрис глубоко запало ей в душу: как он будет ценить тебя, если ты уступишь?
Фердинанд не был готов к оказанному ему приёму. Он находился в спокойном оборонительном настроении, подготовив речь о том, что мужчина должен быть хозяином в собственном доме.
Изабелла приняла его, восседая на троне в главном зале дворца, увенчанная украшенной драгоценностями короной, в окружении представителей наиболее влиятельных домов Кастилии. Бледность лишь усиливала её красоту; казалось, что властная сила незримым потоком исходит от неё к собравшимся. Фердинанда поразило, что эта царственная красавица — его жена, вокруг которой сгруппировалось всё древнее величие Кастилии. Он с удивлением отметил, что здесь был и кардинал Мендоса. Как она ухитрилась привлечь его на свою сторону? Лица вельмож были мрачными, но не враждебными. Внезапно его охватило чувство, что он находится в суде. На Изабелле было подаренное им ожерелье, и она не сняла подаренный им же крест. Если ему и предстоял суд, то по крайней мере судья был настроен дружелюбно.
Изабелла поднялась, чтобы встретить его, и протянула руку, на осталась на месте. Он обнаружил, что поднимается по ступенькам на возвышение, преклоняет колени и целует ей руку. Мысленно он принёс клятву верности. Позднее он узнал, что это было именно то, чего от него ждали. Потом, подавшись внезапному желанию, он поцеловал жену в щёку. Изабелла слегка порозовела. Радостные крики, которые раздались из переполненного зала, были не просто формальным признаком прошения, как это было бы, если бы он не сделал этого маленького семейного жеста...
Изабелла
Также лестно было слышать крики: «Кастилия для дона Фердинанда!» «Кастилия для короля», «Кастилия для наших монархов!» Значит, его считали королём Кастилии.
Затем все знатные лорды во главе с кардиналом Мендосой стати преклонять колени и целовать его руку, клянясь в верности. Твёрдокаменные гордые кастильцы у его ног! В этот момент Фердинанд искренне пожалел о своём недавнем поведении в Арагоне, особенно об интрижке с гувернанткой Алонсо.
Изабелла с тщательностью, которая восхитила его (ему постоянно приходилось открывать всё новые стороны в характере жены), подготовилась к претензиям мужа по поводу её коронации. Её юристы создали великолепную защиту по каждому пункту брачного контракта и готовы были продемонстрировать, что они вовсе не унизили Фердинанда, а, напротив, выступили в его интересах так же, как и в интересах единой Испании. А что касается того, что обнажённый «меч правосудия» несли перед женщиной, а именно этот факт вызвал его самый сильный гнев, то разве он хочет, чтобы хаос, царивший в стране во время царствования Генриха, продолжался бы и сейчас? В королевстве, где все декреты должны быть подписаны совместно и Фердинандом, и Изабеллой, — разве он не хочет, чтобы эти декреты имели настоящий вес?
Если Изабелла не надеялась, что сможет воздействовать на его сердце, то она верила, что сможет подействовать на его ум. Но ей удалось сделать и то и другое...
— Теперь, — сказал Кабрера, вздохнув с облегчением, — она может приобщить его к государственным делам. Есть много войн, в которых он, вероятно, захочет принять участие.
— Возможно, он не так уж и плох, — недовольно признала Беатрис.
В минуты близости, последовавшие за официальным примирением, растревоженная совесть и чувство отвращения к самому себе заставили Фердинанда сказать:
— Мне очень жаль, что пришлось так долго оставаться в Арагоне.
— Но ты же сражался за святое дело, — спокойно ответила Изабелла. — Я была с тобой каждую минуту.
Она не упомянула об Алонсо, но Фердинанд почувствовал, что должен сам заговорить о нём:
— Я даже не был знаком с тобой, когда встретился с матерью этого мальчика. Я должен был признать его когда-то, ты понимаешь... Это справедливо.
— Но я не упрекаю тебя, мой дорогой.
Он бы хотел, чтобы она сделала это. Он мог бы тогда подчеркнуть древнее право принцев сбиваться с пути истинного. Но она лишила его этой возможности.
— Как тебе удалось завоевать кардинала Мендосу? Изабелла, мой маленький государственный деятель, это был ловкий ход.
— Он сам приехал. Генрих не признал ла Белтранеху своей дочерью на смертном ложе, и Мендоса не смог поддержать её притязания. Ты знаешь, что теперь произойдёт с ла Белтранехой?