Крест на башне
Шрифт:
Средствами связи дозор снабжен не был — видимо, командование посчитало, что звуков начавшегося боя будет вполне достаточно и потому незачем тратить ценное имущество в виде полевого телефона на заранее списанное со счетов подразделение. Вот пулемет с пускачом — дело совсем иное.
Картина, знакомая до боли…
В итоге заспанный дежурный по штабу узнал о нашем прибытии лишь после того, как, привлеченный звуками спора Игоря с караульными у входа, выглянул в окно и с изумлением узрел напротив занимаемого штабом домика нашу нестройную шеренгу.
Еще
Поглазев на нас с полминуты и окончательно убедившись, что мы не явились в образе бесплотных призраков, а продолжаем оставаться очень даже во плоти, его высокоблагородие неожиданно спокойным голосом скомандовал: всем «вольно», штабс-капитану Овечкину же — проследовать в штаб для доклада.
У меня лично не хватило ни опыта, ни даже фантазии, чтобы предположить, какие именно затруднения могли возникнуть у полковника в данном случае. Вот если бы вместо нас на окраине Климова оказался один из вчерашних супертанков…
Очень загадочная ситуация, поэтому, когда пару минут спустя на штабном крыльце возник знакомый Вадиму подпоручик, господа взводные, не обращая внимания на жалобный писк об имеющемся у него поручении, дружно взяли его в кольцо и потребовали папирос и объяснений.
Выяснилось, что ларчик открывался крайне просто — получив наше вчерашнее донесение, господин полковник, как и обещал, сразу же связался со штабом дивизии. И даже кое-что получил. Конкретно — давно уже обещанное ему пополнение, общим числом две роты… взамен геройски погибшей нашей. В том, что мы погибли исключительно геройски и никак иначе, его высокоблагородие не сомневался ни секунды, особенно после получения данных авиаразведки — летуны подтвердили реальность существования супертанков и даже сумели определить, что один из них подбит.
Щекотливость же «исторически сложившегося», так сказать, положения заключалась в слове «взамен». Ибо одно дело выпрашивать — и получить! — свежее подразделение взамен уничтоженного, и совсем другое, когда это якобы истребленное подразделение вдруг объявляется вновь, словно пресловутый чертик из табакерки. Да еще практически в прежнем составе — один убитый и двое легкораненых с точки зрения высоких штабов, право же, смотрятся несерьезно. А если припомнить, что приказа на отход мы так и не дождались…
Честно говоря, я немного опасался, что под конец своего объяснения подпоручик ляпнет какую-нибудь глупость. После которой уже комвзвода-2 начнет очень подробно объяснять ему, как выглядит сверхтяжелый танк на дистанции в семьсот саженей, если разглядывать оный танк сквозь прицел пускача, какие мысли приходят при этом в голову разглядывающему и что упомянутый разглядывающий при этом ощущает. Не
Обошлось.
Мне, признаюсь, было весьма интересно пронаблюдать, как Леонтьев будет разрубать сей гордиев узел. И господин полковник моих ожиданий не обманул. Хотя, глядя на вышедшего из штаба Игоря, я в первый момент решил, что нас попросту отправили отбивать обратно ту самую злополучную деревеньку, ибо выглядел мой друг ненамного менее растерянным, чем его высокоблагородие образца двадцатиминутной давности.
Выяснилось, однако, что дело обстояло строго обратным образом — невзрачный сероватый листочек в правой руке штабс-капитана являлся не чем иным, как приказом об откомандировании «остатков» нашей роты в распоряжение вышестоящего командования: сиречь на переформирование. Выражаясь проще, это был наш пропуск в рай, а уже попыхивающий на Климовском вокзальчике паровозик с дюжиной «столыпинов» был готов нас в этой рай доставить — как только мы «разменяем» числящееся за ротой имущество на суточный паек и проездные документы.
Забавные, однако, шутки порой выдает нам судьба! Сам бы я никогда не додумался до идеи о том, что боеспособность нашей роты базировалась исключительно на фельдфебеле Антонове. А вот поди ж ты… вчера утром, числя в списочном составе сорок два человека, наша рота представлялась командованию вполне пригодной к употреблению, сегодня же, став на единицу меньше, мы сразу перешли в разряд «остатков». Что ж, командованию, как водится, виднее… хотя, скажем, весь соседний 50-й Белостокский полк едва дотягивал до трех сотен активных штыков.
Первоначально мы ожидали, что тылом для нас окажется какой-нибудь заштатный городок в сотне километров от фронта, в котором нам позволят отоспаться неделю-другую. Но старичок паровозик сменился мощным американским красавцем, слегка присыпанные подгнившей соломой товарные вагоны — плацкартными, места в которых, правда, пришлось отвоевывать методами, приближенными к боевым, ибо оккупировавшие их мешочно-уголовные личности напрочь игнорировали все более-менее гуманные способы убеждения и живо отреагировали лишь на поданную звенящим от ярости голосом прапорщика Дейнеки команду «штыки примкнуть!».
Окончательно же я поверил в чудеса, только узрев в пыльное окно дивно подсвеченные заходящим солнцем фабричные трубы — поезд подъезжал к Брянску.
Процесс высадки на брянском вокзале живо напомнил мне воздушный десант в ходе одного из предвоенных маневров. Мне тогда посчастливилось или не посчастливилось, смотря как оценивать, быть назначенным контролером в одну из высаживающихся в тылу «условного противника» групп. Так вот, вспоминая тот случай, могу авторитетно заявить, что сохранить целостность подразделения в ходе высадки на переполненный озверелыми мешочниками перрон — задача вполне сопоставимая по сложности с последствиями выброски оного подразделения ночью с пятикилометровой высоты.