Крест на ладони
Шрифт:
Марине это показалось странным:
– Никодим Сигизмундович, неужели видели только раз – и до сих пор помните?
Ювелир буквально испепелил её взглядом:
– Да, деточка, представьте себе, запомнил! Вот, к примеру, Ваши новые серьги и подвеска – серебро с фианитами, Невская группа ювелиров, а цепочка старше лет на 10 и другой работы, это – Кострома или Углич. А вот у Вас на руке колечко – позвольте полюбопытствовать? – Марина протянула обручальное кольцо. Он выхватил из кармана лупу, секунду-другую повертел кольцо и, возвращая, сказал:
– Кольцо
– Нет, от бабушки, но куплено как раз тогда, все верно.
Бабушка Алла рассказывала внучкам, как играли свадьбы в общежитии Мединститута в послевоенную пору. На пятом курсе перед распределением пошла волна свадеб. Группа скидывалась, покупали бутылку шампанского, два кило сосисок и салфетки на стол. Зато как весело было! Золотые кольца дедушка и бабушка смогли себе позволить лишь на двадцатилетие свадьбы, их и завещали потом внучкам на счастье.
Ювелир торжествующе улыбнулся:
– Видите ли, деточка, я всю жизнь этим занимаюсь. Теперь верите?
– Верим, верим! – вступил Евгений. – Мы принесли обещанные деньги, – он вынул конверт. – Но расскажите же о хозяйке креста.
– А вот её я совершенно не запомнил.
Никакие наводящие вопросы не помогли. Узко специализированная память ювелира сохранила о женщине жалкие крохи информации. Она выглядела небогатой, ни одного украшения, лет двадцати-тридцати. Она сама не назвала ни своего имени, ни адреса, а он не спрашивал. Узнав о большой ценности вещи, она не обрадовалась, а как-то призадумалась, но продать категорически отказалась и больше не появлялась.
Только одно Никодим Сигизмундович смог сказать уверенностью: этот крест не встречался больше никому из знакомых ювелиров, а тем более – никем не продавался. Разве что – в частные коллекции, но тогда хотя бы слухи просочились.
– Новостей две: одна хорошая, другая плохая, – сообщила Марина вечером Андрею. – Крест действительно был в Новосибирске, и его владелица по возрасту могла быть Еленой Сушковой. А плохая – о ней больше ничего не известно, просто «Мадам Икс» какая-то. Евгений отправил факс с рассказом ювелира в головную контору в Москву, но от публикации советует воздержаться. Если она – воровка или скупщица, то может испугаться разоблачения, тогда крест никогда не выплывет.
– Евгений? Какой еще Евгений?! Этот Дворжецкий – стареющий ловелас, да? Передай ему…– Андрей прибавил громовых раскатов, но Марина только фыркнула:
– Да брось ты эти шуточки! Он примерно твой ровесник.
– Час от часу не легче! А есть у него жена, дети?
– Только подруга Вика, она ему при мне звонила.
– Жаль. Пара-тройка детишек – и я был бы спокойнее.
– Перебьётесь, Андрей Викторович! Зато у меня появился троюродный племянник Мишутка – такая очаровашка!
– Да, кстати, как там у тети Кати?
– Спасибо за вопрос, как говорят на радио! У тети Кати хорошо, меня даже отпускать не хотели. Сонечка – просто прелесть. А Петя,
– А, вспомнил, Соня – дочь тети Кати, а Петя – её муж?
– Господи, ты все перепутал! Петя – сын тети Кати, Соня – его жена, а муж – дядя Вася, но я его еще не видела, он сейчас в поездке, он машинистом работает.
– Ладно, не сердись, я пошутил. Просто я очень скучаю без тебя, Марина, – голос его стал таким мягким, бархатным, что у Марины в груди потеплело. Она улыбнулась, хотя Андрей не мог её видеть:
– Я тоже. Но сегодня приехать не смогу. Спокойной ночи! Целую.
* * *
Марина закончила разговор и легла, хотя спать ей не хотелось. За окном стояла полночь, а в Москве – всего 9 вечера. Но садиться за работу уже не стоило, поэтому она терпеливо расслаблялась, перебирая в памяти события дня. Ну и шутку отмочил Петя! Марина не стала подъезжать в дому тети на машине, а с удовольствием прошла от Октябрьского рынка один квартал пешком, вспоминая свои минувшие приключения. Когда она в условленные шесть часов вечера подошла к калитке у дома c деревянными кружевами, оттуда вдруг вышел милиционер. Он сурово посмотрел на Марину, картинно приставил руку к виску и отчеканил:
– Старшина Кривощёков. Гражданка, понятой будете?
У Марины сердце застучало в висках, а пакеты едва не выпали из рук. «Что случилось у тети Кати?» – с ужасом подумала она, но едва собралась спросить об этом, как до нее дошло: «Кривощеков! Да это же Петя!» Шутник наблюдал за ней с улыбочкой. С каменным лицом Марина ответила:
– Майор Белых. Московский уголовный розыск. Как стоите перед старшим по званию? Десять суток ареста и расстрел солеными огурцами! Ну и шутки у тебя, братец! Я же чёрт знает что подумала.
– Зато хороший прикол получился. Я так и знал, что ты фамилию сразу не вспомнишь… сестрица. Конечно, ты – такая важная столичная гостья! – Он выразительно окинул Марину взглядом. Она не переоделась, а только сменила туфли на босоножки на платформе, устойчивые даже на тротуарах Новосибирских окраин. – Меня даже встречать выгнали, а то до крыльца дорогу не найдешь.
– Да не слушай ты его, Марина! – Вышедшая на крыльцо тетя Катя в сердцах так повысила свой неслабый голос, что вся маленькая улочка из восьми домиков могла слышать. – Выставила во двор, чтобы под ногами не путался, да пироги не хватал. Здравствуй, проходи скорей! Да ты еще красивее стала, прямо расцвела!
За спиной Кати стояла круглолицая Соня с круглолицым Мишуткой на руках, они оба приветливо улыбались. Петя предупредительно забрал вещи у Марины – и вечер пошел как по маслу. Марину усадили во главе стола, потчевали и расспрашивали, хотя о главных событиях в семье Белых они знали из писем. Марина, считавшая свой рабочий день законченным, отведала Катиных самодельных вин: яблочное было почти как сухое белое, а черемуховое – даже сравнить не с чем. От третьей рюмки она отказалась, родственники тоже больше не наливали. Катя одобрила Марину: