Крест поэта
Шрифт:
Явившись в ЦеКаКа
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжег
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих партийных
книжек.
Сильно, видать, допекли аппаратные инквизиторы этого мамонта — Владимира Владимировича Маяковского. ЦКК, КПК, ЦКК — а на деле: партийная хунта, хранители и блюстители «образцов принципиальности» участвовали в кровавых преступлениях, в геноциде — над калмыками, чеченцами, татарами, украинцами, мордвою, чувашами, всеми, всеми, кто лежит в безымянных курганах, под номерами и без номеров,
Комитет партийного контроля, рудзутаки, москатовы, андреевы, эти шкирятовы, эти пельши, не встали, не заслонили ни одного из членов партии «участников подпольного заседания террористов» — святых, русских писателей, патриотов.
А чем они, ленинцы, сталинцы, хрущевцы, брежневцы, андроповцы, черненковцы, горбачевцы, помогли нам, изнывающим под прессом «демократов и прорабов» перестройки, навешивающих на нас ярлыки «антисемитов», «черносотенцев», «шовинистов», «правых консерваторов», «переворотчиков», «экстремистов», чем? Мы — «правые», как «правые» Павел Васильев и те, кого уничтожили «левые», мы — «консерваторы», а палачи — «стахановцы», да? У Павла Васильева есть строки о наших днях:
— Что вы, ограбить меня хотите! —
Били в ладони,
Спор шелестел
Из-за коровьих розовых титек...
(Что вы, ограбить меня хотите!)
Из-за лошажьих
Рыжих мастей...
И — ограбили. И — расстреляли, сгноили, втоптали в советскую пыль крестьян — Васильевых, рабочих — Васильевых, ученых — Васильевых, втоптали дзержинские, ягоды, урлихты, межинские, ежовы, родзинские, берии, москатовы, вышинские, андреевы, шкирятовы, пельши и тысячи других «несгибаемых ленинцев», отдавших свою жизнь, всю, «капля по капле», партии, стране, обрызганной безвинною кровью тружеников. Интересно, что бы делали и как бы мы дивились, если бы еврея повели на суд или повели в тюрьму за оскорбление русских? Но... Смешно — правда? Но не смешно — и сегодня нас, русских, одергивать, поучать, как нам себя уважать, как нам себя обустраивать?
Край обилен. Пониже, к пескам Чернолучья,
Столько птиц, что нету под нею песка,
И из каждой волны осетриные жабры да щучьи...
И чем больше ты выловишь — будет все гуще,
И чем больше убьешь — остальная жирней и нежней.
Но — истребили мы обилие. Но — истребили мы нежность. Арал — высох. Иртыш — отравлен. Енисей — погибает. Волга — в болота превращена. И — доброта пускается в ночные грабежи, в изуверство: палачам, облавным уркачам, «молодежь» подражает?
* * *
Более двадцати лет я рвался к «Делу» Павла Васильева, зо-лотоголового богатырского наследника поэзии Сергея Александровича Есенина. Я пытался «проникнуть» к Шелепину, но безрезультатно. И вот — последний порог.
Начальнику Управления
КГБ СССР по Москве и
Московской области
товарищу Прилукову В. М.
Уважаемый Виктор Михайлович!
Видя Вашу доброту и большую государственную работу по восстановлению имен безвинно уничтоженных людей, по возвращению их образов, их дел в нашу жизнь и опираясь на неоднократные замечательные отзывы о Вас, человеке глубоком, А. Г. Михайлова, я взялся за перо: обращаюсь к Вам за поддержкой, за помощью.
Много лет я занимаюсь творчеством выдающегося русского поэта Павла Николаевича Васильева. Это — самый русский,
Павла Николаевича Васильева арестовали в Москве 6 февраля 1937 г., 15 июля объявили приговор, 16 июля расстреляли. По «Уголовному делу» Васильева расстрелян прозаик Михаил Яковлевич Карпов и старший сын С. А. Есенина Юрий, мальчик еще.
Хочу рассказать и о первом следователе, пытавшемся спасти поэта, но — расстрелянном.
Уважаемый Виктор Михайлович, благородный депутат России, руководитель Управления, в шкафах которого хранятся горькие документы, — разрешите мне ознакомиться с ними спокойно и подробно — для памяти, для пользы на будущее. Мой русский народ не лучше любого другого народа, но он — осиротелый народ... Мы, пока дышим, обязаны возвращать ему сыновей, даже из могил, сыновей, убранных клеветой и предательством, жестокостью и ненавистью.
Желаю Вам в новом году отличного здоровья и дальнейшей плодотворной деятельности!
Валентин Сорокин,
поэт, лауреат Государственной
премии РСФСР им. А. М. Горького,
секретарь СП РСФСР.
4 января 1991 г.
Русские, будьте самими собою, не давайте себя «переделывать», не давайте себя калечить чужою волей, чужими расистскими прихотями, стремитесь — к себе, стремитесь — к братству, как всегда вы стремились.
Русские, склоним головы перед жертвами, людьми, уничтоженными в черных расстрельных подвалах, склоним и проклянем сурнастых карликов, дикарей планеты, и послушаем еще пророчества Павла Васильева:
Я стою пред миром новым, руки
Опустив, страстей своих палач,
Не познавший песни и науки.
Позади — смятенье и разлуки,
Хрип отцовский, материнский плач.
Вот он — разбитый. Вот он — истоптанный, встает, золотоголовый, глаза широкие, озорные, летящие в синюю даль, в синюю даль.
Я ничего не выверяю, ни дни арестов, ни даты гибели — шестого марта его взяли или седьмого, тринадцатого июля его ухлопали или пятнадцатого, какая разница? Я не искал «бугорок» Юрия Есенина — не найти. Следователь, «пытавшийся спасти Павла», — Илюшенко, он дожил до пенсии. Имя садиста Андрея Свердлова я не обнаружил в «Деле» № 11245, вырванные машинописные страницы заменены чернильными и — наоборот...
Не хочу, нет у меня «данных», нет у меня права обвинять в оброчных расстрельных казнях одних евреев, русские на службе у бронштейнов и Свердловых «не хуже», без русских малют, без русских, «приданных» сионистскому каравану, евреи ничего бы не сумели у нас захватить.
Не смогли бы интернациональные палачи осуществлять казни от имени партии, якобы защищая партию, на которую бессчетно «посягают антисоветчики», как честнейший поэт Павел Васильев. Странно, обидно, противно знать: партийная печать нередко смыкается с печатью, нашпигованной «ядом кураре», ведя против русского народа «антишовинистическую линию», а русского шовинизма нет: мы на пределе, вымирание началось еще в 1917 году. Не вымирание — уничтожение русских.