Крест
Шрифт:
Сопровождаемая родителями, в назначенный срок Фрида вплыла в залу княжеского дворца. Ослепленная ярким светом, она растерялась и обомлела. К тому же она увидала множество дам, одетых не только богато, но и красиво. И все эти дамы оказались молодыми и прекрасными… А что хуже всего — ни одна из них не выглядела Жабой! Великолепные женщины выступали как павы, да что павы — как королевы среди пав! И мужчины склонялись перед ними, провожая тоскливыми взорами… А Фриду за пышной материной юбкой не заметили.
В алом платье не нашлось никого, а черные кружева и рубины носили только почтенные матроны. Юных девиц хватало,
Ошеломленная Фрида уставилась в пол, еле передвигала разом одеревеневшие ноги. Вцепилась в руку матери, и не сразу сообразила, что родители остановились, приветствуя хозяина дома. С величайшим трудом Фрида заставила себя поднять голову и увидела величественного старца в черном — родители говорили, он дал обет до смерти носить траур по своей жене, княгине Еве. Фриде понравилось, что старец сух и шевелюра его не поредела, хотя и была белее снега. Подходящий родитель для героя.
Ее отец, огрузневший с годами, но производивший впечатление не тучного, а очень мощного человека, обнял чуть улыбнувшегося старца.
— А вот и моя дочурка! — с грубоватой радостью воскликнул отец, выталкивая Фриду вперед. Она от неожиданности уперлась и зарделась. Отец засмеялся: — Тихоня и затворница, людей боится. Ну ничего, с таким приданым, как у нее, в девках не засиживаются! А твой сынок где?
Фрида затрепетала. Старец посмотрел по сторонам. Фрида тоже осторожно пробежала взглядом по зале. И заметила его. Именно его. Высокого, скромно одетого, белокурого. Он стоял далеко, оживленно беседуя с молодыми людьми едва по плечо ему ростом, и девушка не могла распознать цвет его глаз, но точно знала: они голубые.
— И правда, куда же он делся? — растерялся старец. — Только что тут был, разговаривал с Эстольдом…
Фридины щеки окрасились нежнейшим румянцем: белокурый красавец несколько мгновений назад смотрел на нее как завороженный. А теперь двигался к отцу, расталкивая гостей. Отчего-то на него никто не обращал внимания. Фрида едва не подсказала старому князю: "Да вот он!" — но вовремя прикусила язык, вспомнив о девичьей скромности. Она еще не уверилась окончательно, что скромность тут не в моде, и не хотела рисковать. Ей ведь предстояло очаровать и сразить рыцаря из рыцарей.
— А мы наслышаны про подвиги твоего сына, — продолжал отец. — Эрику такие дела приписывают, что диву даешься! Прямо рыцарь из романа.
Фрида рассердилась на отца. Зачем он насмехается?! Старый князь иронии не заметил:
— Ты прав, что-то невообразимое творится. Но Эрик прекратил это мракобесие… Да где же он?!
Между тем его сын остановился чуть поодаль, беседуя с высоким мужчиной лет сорока, который показался бы Фриде не красавцем, но симпатичным, если б не черные волосы. Волосы портили все. Эрик кидал в ее сторону искристые взгляды, будто не решался подойти сам, без зова отца, но давал понять, что сражен ее красотой. Ну и слава Господу, с облегчением вздохнула Фрида, уж ему-то я по нраву, а остальные меня не волнуют.
— Вот он! — обрадовался старый князь. — И не уходил никуда… Старею, видать, если собственного сына не
Старец глядел не в ту сторону, куда давно стремилась Фрида. И она, нахмурившись, обернулась неохотно, думая: старец перепутал, не могло быть там Эрика… Но от группы из трех мужчин, один из которых был лыс и непомерно толст, отделился и направился к ним…
Боже, это и есть Эрик?!
Фриде захотелось протереть глаза, и она непременно сделала бы так, если б не помнила, что наложила немного арабской сурьмы на веки.
Ей казалось, что мир начал двоиться. Человек, который подошел совсем уже близко, никак не мог быть Эриком. Он же… он же… он же такой некрасивый! Невысокого роста, худощавый, весь в черном со скромной серебряной отделкой. Шейный платок поражал белизной, особенно яркой на фоне черного камзола, но его не украшали ни драгоценные камни, ни самое простенькое золотое шитье… Застегнулся наглухо, как святоша. Чулки гладкие, ни лент, ни кружев. И туфли с простой серебряной пряжкой. Он что, не следит за модой?! И волосы его оказались черными. Да-да, черными, черней угля! И были они длинными, намного длинней, чем это прилично, — лежали на плечах ровными, без следов завивки прядями. А виски — седые.
Узкими губами он изобразил радушную улыбку, и Фрида отметила, что у него глаза внешними уголками скошены вниз, как у арабов. Фу, как это некрасиво! И нос у него был тонким, с едва различимой горбинкой, а Фриде нравились носы крупные, чуть загнутые, "орлиные". В них проглядывало особое благородство. Брови у Эрика были не полукруглые, а резкие, переламывающиеся у висков. Определенно, он даже не симпатичен. Фрида нашла только два достоинства: белая, аристократической бледности кожа, чистая и ровная, и ресницы, каким позавидовала бы любая девушка. Были бы волосы светлыми, Фрида смогла бы сказать, что внешность валадского наследника не отвратительна, а с черными он и такой снисходительности не заслуживал. На его месте Фрида непременно остригла бы их под парик. Пусть лучше накладные волосы, вышедшие из моды, чем черные. Тем более, что Эрик с виду — настоящий ретроград и ханжа, а вовсе не рыцарь и герой, и париком его непривлекательную внешность точно не испортишь.
Когда отец представил его, молодой князь нахально посмотрел ей в лицо. Фрида задохнулась: какой ужасный взгляд! Словно у властного старика: холодный, усталый, слегка презрительный. Фрида поняла, что Эрик еще и недобрый человек. К тому же, оставшийся совершенно равнодушным к ее чарам.
"Мне нужно в женскую комнату", — поняла Фрида. Ей требовалось скрыться хоть ненадолго, чтобы совладать с собой, с охватившим ее страхом и омерзением. Мать неодобрительно вздохнула, но проводила дочь.
Уборная была отделана столь же роскошно, сколь и бальная зала. В "срамную" комнату Фрида заходить не стала, но в туалетной на всех стенах висели зеркала — и не какие-нибудь, а стеклянные на серебряной подкладке, которые дают самое красивое отражение.
Мать принялась восхищаться Эриком. Фрида, приглаживая слегка растрепавшиеся волосы, отрезала категорично:
— Он совершеннейший урод!
В комнате находились еще три девушки с матерями. Они расслышали слова Фриды и замолчали, хотя до того трещали как сороки. Девицы разом покраснели, а их мамаши гневно уставились на Фриду. Фрида пришла в восторг от собственной смелости.