Крестины

де Мопассан Ги

Повитуха, раскрасневшись, блестя глазами, налегла на еду, но ее связывал младенец: он мешал ей придвинуться к столу.

Аббат предложил:

— Дайте его

мне. Я не хочу есть.

Он опять взял ребенка, и все вокруг разом исчезло, как бы стерлось. Он не сводил глаз с пухленького розовощекого личика, и мало-помалу тепло крохотного тельца, проникнув сквозь пеленки и суконную сутану, согрело ему колени, преисполнило его ощущением легкой, доброй, чистой, чудесной ласки, от которой на глаза у него навернулись слезы.

Шум за столом превратился в форменный гвалт. Ребенок испугался и заплакал.

Кто-то заорал:

— Эй, аббат, дай ему грудь!

Столовую потряс взрыв хохота. Но тут мать поднялась, взяла сына и унесла в соседнюю комнату. Через несколько минут она вернулась и объявила, что маленький спокойно спит в колыбели.

Пиршество шло своим чередом. Время

от времени мужчины и женщины выходили во двор, возвращались и опять усаживались. Мясо, овощи, сидр, вино — все проваливалось в глотки; животы вспучивались, глаза горели, мысли путались.

За кофе принялись только в сумерках. Священник давно исчез, но никто не обратил на это внимания.

Наконец молодая мать решила взглянуть, не проснулся ли ее отпрыск. Было уже совсем темно. Она вошла в спальню и двигалась ощупью, вытянув руки, чтобы не стукнуться о мебель. Вдруг она услышала странные звуки и замерла: в комнате кто-то шевелился.

Бледная, дрожащая, она бросилась назад, в столовую, и сказала, что в спальне кто-то есть. Пьяные мужчины с угрожающими криками вскочили на ноги. Отец младенца схватил лампу и ринулся к дверям.

У колыбели, стоя на коленях и зарывшись лицом в подушку, на которой покоилась головка ребенка, рыдал аббат.