Крестная мать

Сойфер Дарья

— Хоть каплю жалости храня…

— Вы пристрелите, блин, меня…

Ржание Савелия, плавно переходящее в писк. Анна узнала этот звук: каждый фирменный прием Муси сопровождала своя реакция. Удар по голени — ойканье, тычок под ребра — глухое «ух», тайсоновский укус — не самая приличная лексика. А писк восходящей тональности…

— Маша, не выворачивай ему палец! — привычно скомандовала Анна.

— Достал!

Анна пятилась на лестничную клетку осторожно, спиной вперед. Ватман, мусор, вулкан…. Но главное — вулкан…

— Кто-нибудь поможет что-нибудь подержать? — риторический вопрос.

— Не, у меня сменка, — Савелий Пачин и тысяча его отмазок,

Фирменный стиль. Только этот человек способен отлынивать от дел, ни разу не повторившись.

Анна прижала мусорный пакет коленом и уже почти выудила ключ, как соседская дверь больно ударила по локтю.

— Ой! Аня! Что ж ты не позвала… Прости, ради Бога… Давай подержу… — недотепа Веня кинулся на нее со своими вечными извинениями.

Анна колебалась секунду, но все же протянула соседу макет вулкана. Как Веню взяли в полицию и доверили табельное оружие, оставалось загадкой для всех, включая его самого. Зато вполне закономерно в свои тридцать с гаком Веня все еще носил погоны старшего лейтенанта. К его счастью, выглядел он молодо, и хотя бы в этом чину соответствовал. Белобрысый, трогательно лопоухий, с удивленно приподнятыми бровями. Ни дать, ни взять, Ванька-дурачок с печки слез. Назвать его Вениамином — еще и при фамилии Цыпкин — было сильным креативом со стороны покойной Ларисы Федоровны.

Удостоверившись, что Веня держит макет обеими руками, Анна все же заперла дверь, торопливо сбежала на пролет вниз и избавилась от мусора. Вернулась за вулканом — и мимоходом поправила Вене воротничок.

— Вася уже собрался? — спросила она, заглянув в светлые распахнутые глаза — итут же осознала свою ошибку.

Веня краснел: жутко, неотвратимо покрывался пятнами, как Маша, когда в пять лет объелась мандаринов. Эта его дурацкая влюбленность! Столько лет… Не мог уже перерасти?!

— А?.. — пробормотал он, не сводя с Анны преданного щенячьего взгляда. — Ва… Вася?.. Нет… Да, он, кажется, одевался…

Пш-ш-ш… Тихое шипение от встречи соды с лимонной кислотой. Анна обреченно опустила взгляд: естественно. Веня судорожно прижимал вулкан к причинному месту, и тот извергался, страстно и эпично, заливая полицейские брюки белой пеной. Слава богу, всего лишь пеной.

— Давай подержу, — Анна забрала макет, остановив преждевременное пеноизвержение.

Бедолага так перенервничал и смутился, что ругать его язык не поворачивался. По крайней мере, у Анны.

Зато повернулся у Наташки.

— Ты что здесь стоишь, руки-крюки? — громогласная ругань, подхваченная подъездным эхом, разнеслась по этажам. — Стоит он, клювом щелкает, посмотрите на него! Ты глянь, что натворил! Да дай сюда уже, что ты выпучился… Да выпрями уже, дай вытру! Ну? Доволен? Штаны заляпал? И не надо на меня глазами хлопать, пусть все думают, что ты ссышься. Мусор взял, я тебя просила?!.. Ой, Ань, привет. ВА-СЯ!

Последняя нота прозвучала особенно мощно, заставив резонировать оконные стекла и черепную коробку Анны. Зря, конечно, Наташку в детстве на музыку не отдали. Такой голос пропал, такое контральто! Без такой графини из «Пиковой дамы» Мариинку можно было бы закрывать смело. Из окна дозваться сына, который заигрался в соседнем дворе? Мелочи. Муж вот не выдержал, слинял, когда Ваську было два. Слабоват оказался на барабанные перепонки. На передок тоже, не без этого. А Вене, младшему братцу, линять оказалось некуда. Как все детство таскался хвостиком за Аней и Наташкой, так и теперь путался под ногами. Полиция полицией, а все тот же неуклюжий длинный мальчишка, которому собственные конечности девать некуда.

Вася,

Наташкин сын, пошел не в мать и не в отца — в дядю Веню. Щуплый высокий очкарик, он сутулился, будто постоянно ждал подзатыльника.

— Ань, оставляй вулкан, я все вытру, заново засыплю… — Наташа сочувственно оглядела то, что должно было стать научным проектом.

— Да не, я в школе подправлю. Только соды с лимонной кислотой дай, я свою извела… Васю забирать?

— Ой, если не трудно… Я в салоне сегодня до упора… Погоди, вынесу… — Наташка метнулась в недра квартиры и спустя мгновение появилась с нужными ингредиентами. — Держи. Вась, ну ты понял? Тетю Аню слушайся! И ватман у нее возьми, что ты руки в карманы засунул? Нет бы помочь, весь в отца…

Лифт спас и Анну, и Васька от дальнейшей дискуссии.

Дорога в школу всегда успокаивала. Многие женщины боятся садиться за руль, Анна же скорее расслаблялась. Маша за спиной монотонно повторяла Пушкина, Сава с Васей шептались о новых заскоках классручки, а Анна смогла сосредоточиться на движении.

В голове мелькало расписание дел на день, и все отчетливее выделялся предстоящий разговор с Федей по поводу семейного бизнеса. Анна не любила перемены, всегда их боялась. Столько лет она была женой, мамой, домохозяйкой, и эта роль ее, в целом, устраивала. Но жизнь вносит коррективы: денег становится все меньше, процентов от дохода хватает впритык только на еду, бензин и коммуналку. Пришла пора засучить рукава — и Анна не знала, что из этого выйдет, и как Федя, лучший друг и заместитель Игоря, к этому отнесется.

Сорок пять минут — ровно один урок — Анне хватило, чтобы закончить с покупками — и войти в актовый зал как раз к началу конкурса чтецов. Хорошая мать не пропускает выступления своих детей. Извиняясь шепотом, она бочком пролезла на свободное место под неодобрительными взглядами мамаш. Сплетни развевались у нее за спиной супергеройским флагом с того самого дня, как Игорь пропал. Сначала судачили, что он просто бросил неуемную активистку, не выдержав жениного перфекционизма. Потом поговаривали, что он, должно быть, неосмотрительно ругнул стряпню супруги — и она сама позаботилась об исчезновении. Иначе почему до сих пор не спилась, не ушла в загул и даже ни разу не рыдала на публике? Теперь вот тихо ужасались, что сумочка Fendi — из коллекции Бог знает какого мохнатого года, и это ж надо было так докатиться, чтобы за целый год детей не вывезти на море! Издержки лучшей гимназии в городе.

Анна не нашла ничего лучше, кроме как обернуться с вежливой невозмутимой улыбкой.

— Девочки, привет!

И девочки, как по команде, прикусили раздвоенные язычки.

Анна сказала бы им что-нибудь еще, но телефон грянул вальсом Свиридова, и уж тут ей самой пришлось стыдливо вжать голову в плечи и торопливо отключить звук. На экране ритмично мигало одно-единственное слово: «Федор».

Снова шепот, извинения — и тернистый путь чужих коленей. Уже пошли читать пятиклассники, шестой вот-вот, а там и Маша… Не пропустить бы только!

— Да, — выдохнула Анна в трубку, аккуратно прикрыв дверь в актовый зал.

— Привет, дорогая, — Федин голос, как мед с сахаром, липко стекал из ушей за шиворот. И что Игорь в нем нашел? — Тебя уже можно поздравить?

— С чем? — Анна вздрогнула: неужели пропустила какой-то праздник? Да нет. Маша— апрельская, Сава — июньский, сама в январе…

— Ну как: у нотариуса была уже? Как там бумаги на наследство? Все готово или опять ждать?

— Ах, это… Да, все в порядке. Так себе повод для радости.