Крестник Арамиса
Шрифт:
Он взял конфетку из позолоченной бонбоньерки изысканной и дорогой работы.
— Меня интересуют коллеги вашего превосходительства, представляющие другие государства при мадридском кабинете министров, — приходили ли они, чтобы участвовать в развлечениях?
— Господа д’Аррах и дель Борджо извинились за опоздание…
Арамис рассмеялся.
— Этот честный граф и милейший маркиз! Ну, конечно, лучше поздно, чем никогда… И скажите мне еще: вам никого не представляли?
— Да, представляли: английского дворянина, он у нас проездом.
— Ну да, Джон
— Веселый, живой, умеющий по достоинству оценить наши французские вина.
— О да, он их ценит настолько, что готов с удовольствием сшить манто из суверенных провинций, их производящих.
— Это как же?
— Эти господа могли бы вам еще привести минхера Оверкерке.
— Что еще за Оверкерке?
— Богатый негоциант то ли из Антверпена, то ли из Амстердама или Гааги… Но, без сомнения, они боятся, что манеры сего почтенного гражданина немного грубоваты, для того, чтобы он мог участвовать в такой блистательной компании… Каждый посланец Соединенных провинций…
— Протестанты Фландрии решили приблизить одного из них к его католическому величеству.
— Позвольте, я не сказал, что это будет у короля Испании. Знаю только, что фламандец и англичанин явились, чтобы договориться — от имени их правительств — с маркизом и графом… Устраиваются короткие свидания, тайные сборища…
Посол скривился, выражение довольства на его лице сменилось досадой.
— И я не знал об этой интриге! — раздраженно воскликнул он.
— Мой дорогой герцог, — возразил собеседник, — в этом и заключается, по-видимому, сходство дипломатов с мужьями: и те и другие узнают последними о вещах, которые их интересуют.
— Черт возьми! Но моя полиция, обходится мне не дешево!
— Моя мне не стоит ничего; возможно, потому она и лучше вашей.
Господин д’Аркур заерзал в кресле.
— Но все-таки, господин герцог, эти иностранцы… Вы знаете причину и цель их приезда в Мадрид?
— Для того я и здесь, чтобы сообщить вам это.
И господин д’Аламеда коротко рассказал своему собеседнику о том, что произошло в монастыре францисканцев у ворот Алькалы. Дипломат жадно слушал Арамиса, выражение его лица изменялось столь же быстро, сколь торопливо повествовал бывший мушкетер. Но вот последняя волна беспокойства прошла и по чертам его лица разлилась безмятежность. Недоверчивая улыбка скользнула по губам герцога д’Аркура.
Бывший мушкетер заметил это и ответил такой же иронической улыбкой. Господин д’Аркур снова заерзал в кресле.
— Этот так называемый Большой альянс… Новая лига против Франции… Клянусь, ваше сиятельство, у меня возникает искушение думать, что вы не платите вашей полиции, потому что альянс похитил все ваши деньги. Заседание проходило под руководством монаха… Они просили поддержки у общества иезуитов.
— Значит, вы думаете…
— Думаю, что все это, без сомнения, делает честь воображению того, кто сочинил подобную басню, но, к счастью, все это лишь басня некоего чудака… Готов дать руку на отсечение.
— Уверены, что она отрастет снова?
И тут же изменившись в лице, Арамис произнес:
—
— Как же это может быть?
— Очень просто — заседание, в которое вы отказываетесь верить, возглавлял я.
— Значит, — вскричал дипломат, — этот францисканец…
— Я надел мантию и скрыл свое лицо под маской.
Господин д’Аркур снова воскликнул:
— И что? Вы могли бы…
Арамис поднялся без явного усилия и осенил себя крестом.
— О! — пробормотал дипломат. — Верю вам теперь, верю, господин герцог, и спрашиваю: что нам делать?
Арамис снова опустился в свое кресло и скрестил худые ноги.
— Сначала, — сказал он, — надо предупредить Людовика XIV о грозящем ему ударе.
— Да, — ответил дипломат, — я тотчас же отправлю гонца.
Господин д’Аламеда покачал головой.
— С этим господином д’Аррахом надо держать ухо востро… Мадрид далеко от Парижа. Обычный гонец, наверное, никогда не доедет.
— Но в таком случае война вот-вот застанет Францию врасплох, страна меньше всего ее ждет и меньше всего к ней готова!
— Не волнуйтесь, король будет предупрежден. Я сейчас же отправлюсь в Версаль и приложу все старания.
— Вы, господин герцог? Но ваш возраст… Ваше здоровье… Далекий путь измотает вас. А опасности?!
— Сударь, — прервал его старик, — у меня всегда хватает сил, когда затронуты мои интересы.
И эта развалина, кожа да кости, воскликнул:
— Они меня считают немощным. Глупцы!.. Я проживу больше ста лет!
Господин д’Аркур почесал лоб.
— И все же не следует торопиться, — настаивал он, — думаю, что лучше подождать, пока мы не узнаем ответ совета ордена…
— Не стоит: я его знаю заранее. Никогда Общество Иисуса не вступит в сделку с врагами властителя, подписавшего отмену Нантского эдикта.
— А если, несмотря на ваши предположения, несмотря на надежды…
— Не может быть никаких предположений и надежд, когда есть я: у меня достаточно воли и могущества.
И, вытянув руку, бывший епископ Ванна показал золотой перстень со знаком Общества Иисуса.
Господин д’Аркур подскочил, как на пружине, и воскликнул в испуге:
— Господи Боже мой! А я принял ваше преосвященство раздетый и без парика!
Господин д’Аламеда, не обращая внимания на беспокойство герцога, продолжал:
— Общество, по-видимому, примет нейтралитет, однако мне поручено сказать, что оно оставляет за собой право тайно помогать Франции… И если я предпринимаю путешествие в Версаль, то главным образом для того, чтобы обсудить с мадам де Ментенон условия нейтралитета. Что касается союзных государств, то, может быть, мне удастся остановить агрессию, но я сомневаюсь, что смогу ей препятствовать. Союзники хотят войны… Пусть же Людовик готовится к ней энергично и настойчиво, забыв о победах, которые когда-то снискали ему славу, если он не намерен оставить своим наследникам корону, разобранную на украшения, и разграбленное королевство.