Крестный отец (перевод М.Кан)
Шрифт:
Появился официант с бутылкой вина, откупорил ее. Налил до краев три бокала. Как ни странно, выяснилось, что Макклоски не пьет.
― Наверно, из всех ирландцев один я трезвенник, ― сказал он. ― Насмотрелся, сколько стоящих людей погубило это зелье.
Солоццо умиротворяюще сказал капитану:
― Я буду объясняться с Майком по-итальянски, но не подумайте, будто я вам не доверяю, просто мне трудно выражать свои мысли на английском языке, а хочется убедить Майка, что у меня добрые намерения и все только выиграют, если мы сегодня придем к согласию. Уж не взыщите ― это не оттого, что я не доверяю вам.
Капитан Макклоски перевел насмешливый взгляд с одного на другого.
― Разумеется, валяйте, ― сказал он. ― А я покуда займусь телятиной и спагетти.
Солоццо повернулся к Майклу и быстро,
― Прежде всего пойми ― все, что случилось между мною и твоим отцом, имеет сугубо деловую подоплеку. Я питаю глубокое уважение к дону Корлеоне, я сам с охотой попросился бы к нему на службу. Но пойми опять-таки, твой отец ― человек отсталых взглядов. Жизнь движется вперед, а твой отец стоит ей поперек дороги. За делом, которое я развернул, ― завтрашний день, это зов будущего, в нем для каждого таятся бессчетные миллионы. А твой отец из-за какой-то отжившей щепетильности идет против течения. И тем самым навязывает таким, как я, свою волю. Нет, на словах он говорит ― как хотите, дело ваше, но мы оба сознаем, что это не более чем слова. В жизни мы вынуждены наступать друг другу на горло. По сути, он говорит мне другое ― что я должен отказаться от прибыльного бизнеса. А поскольку я себя уважаю и никогда не допущу, чтобы мне навязывали чужую волю, произошло то, чего и следовало ожидать. Прибавлю, что я действовал с одобрения ― пусть молчаливого ― всех Пяти семейств Нью-Йорка. И что семейство Татталья вошло со мною в долю. Если эта распря будет продолжаться, семья Корлеоне останется в одиночестве против всех. Пожалуй, будь твой отец здоров, вы бы выстояли. Но твоему старшему брату, не в обиду ему будь сказано, далеко до Крестного отца. А вашему consigliori, ирландцу Хейгену, ― до Дженко Аббандандо, упокой, господи, душу его. И потому я предлагаю заключить мир, вернее ― перемирие. Давайте приостановим все враждебные действия, пока твой отец не поправится и не сможет лично принять участие в переговорах. Татталья, после моих увещаний и ручательств, согласен оставить мысль о возмездии за жизнь своего сына Бруно. Поживем в мире. Ну, а покуда суд да дело ― зарабатывать-то на хлеб все равно нужно, ― я буду потихоньку заниматься торговлишкой по своей части. Я не зову вас в компаньоны ― я лишь прошу семейство Корлеоне не мешать. Таковы мои соображения. Тебя, как я понимаю, уполномочили решать, устраивают они вас или нет.
Майкл сказал тоже по-сицилийски:
― Расскажите подробнее, как вы намерены повести дело, какую именно роль отводите в нем моей семье, какие выгоды оно нам обещает.
― То есть ты желаешь, чтобы я досконально изложил тебе суть своих предложений? ― спросил Солоццо.
Майкл ответил серьезно:
― Прежде всего мне нужна твердая гарантия, что не будет новых покушений на жизнь моего отца.
Солоццо красноречиво вскинул ладонь.
― Какие я могу дать гарантии? Я теперь сам спасаю свою шкуру. Представился случай ― я его упустил. Ты обо мне чересчур высокого мнения, дружок. Я, знаешь ли, не кудесник.
Сейчас у Майкла не оставалось сомнений, что цель этой встречи ― лишь выиграть время, добиться отсрочки на несколько дней. Солоццо обязательно предпримет новую попытку устранить дона Корлеоне. Самое трогательное, что Турок его недооценивает, видит в нем сосунка, губошлепа. В третий раз восхитительный и непривычный холодок острыми иголками разбежался по телу Майкла. Он с огорченным видом поморщился. Солоццо отрывисто спросил:
― Что случилось?
Майкл сконфуженно сказал по-английски:
― Да вино ― не в голову ударило, а пониже. Уж я крепился, но... Ничего, если я на минуту отлучусь?
Черные глаза Солоццо испытующе впились в его лицо. Он протянул руку и грубо обшарил Майкла в паху и промежности, проверяя, не спрятано ли там оружие. Майкл с достоинством поджал губы. Макклоски бросил:
― Да чист он. Я ж его обыскал. Я ж их, таких, тысячи обыскал, петушков молоденьких.
Все это Солоццо не нравилось. Без причин ― не нравилось, и точка. Он взглянул на мужчину, сидящего за столиком напротив, и вопросительно поднял брови, скосив глаза на дверь, ведущую в уборную. Мужчина едва заметно кивнул, словно бы говоря, что проверял ― что там никого нет. Солоццо сказал неохотно:
― Давай, только долго не засиживайся. ― Этот человек обладал звериным чутьем,
Майкл встал и направился в уборную.
На писсуаре в проволочной мыльнице лежало розовое мыло. Майкл зашел в кабину. Еще и действительно по прямой надобности ― у него взбунтовался желудок. Быстро сделал, что требовалось, потом запустил руку за эмалированный бачок с водой и нащупал маленький тупоносый пистолет, прикрепленный пластырем к задней стенке. Майкл отодрал клейкую ленту, помня слова Клеменцы, что насчет отпечатков на пластыре можно не беспокоиться. Заткнул пистолет за пояс и застегнул поверх него пиджак. Вымыл руки, смочил водой волосы. Протер носовым платком кран, на котором остались отпечатки его пальцев. Потом он вышел.
Солоццо, настороженно поблескивая темными глазами, сидел прямо напротив двери в уборную. Майкл улыбнулся ему.
― Теперь можно и поговорить, ― сказал он со вздохом облегчения.
Капитан Макклоски невозмутимо расправлялся с телятиной и спагетти, которые ему успели подать за это время. Мужчина, застывший за дальним столиком у стены, наблюдая за Майклом, тоже расслабился.
Майкл сел на прежнее место. Он помнил, что Клеменца велел ему не садиться, а палить с ходу, едва он выйдет из уборной. Однако, то ли по неосознанному побуждению, то ли просто из страха, он поступил иначе. Он точно знал, что при первом же торопливом движении его пристрелят. Теперь он чувствовал себя уверенней ― да, наверняка он струхнул, раз так приятно было не стоять больше на ногах. Ноги дрожали, подламывались.
Солоццо подался к нему всем телом. Под прикрытием столешницы Майкл расстегнул пиджак, напряженно вслушиваясь в речь Солоццо. Сейчас она для него звучала как полная тарабарщина. Он не понимал ни слова. Кровь гулко стучала в висках, звуки голоса не доходили до сознания. Правая рука под столом подползла к пистолету и вытянула его из-за пояса. Подошел официант принять заказ, Солоццо повернул к нему голову. Левой рукой Майкл отпихнул от себя стол, правая вскинула пистолет чуть ли не к самому черепу Солоццо. Турок обладал невероятной реакцией ― не успел Майкл шелохнуться, как он уже отпрянул прочь. Но Майкл был моложе, его рефлексы сработали быстрей, и он успел спустить курок. Пуля вошла в висок между глазом и ухом и, пройдя навылет, шлепнула на куртку оцепеневшего официанта кровавый шмат вперемешку с осколками кости. Тотчас у Майкла возникла безотчетная уверенность, что этой одной пули достаточно. В последний миг Солоццо оглянулся, и Майкл явственно увидел, что жизнь угасает в его глазах, как гаснет пламя свечи.
Секунда ― и Майкл, круто развернувшись корпусом, наставил пистолет на Макклоски. Капитан полиции вытаращился на Солоццо изумленно и безучастно, как если бы случившееся не имело к нему отношения. Опасности для себя он, казалось, не ощущал. Вилка с куском телятины задержалась на полпути ко рту, взгляд неспешно перешел на Майкла. В лице, в глазах читалось столько самонадеянного возмущения, столько уверенности, что сейчас же, немедленно этот сосунок либо сдастся ему на милость, либо кинется наутек, ― что Майкл, нажимая на курок, не мог сдержать усмешку. Выстрел получился никудышный. Он не уложил Макклоски, лишь задел его могучую бычью шею, и капитан шумно поперхнулся, точно давясь непомерно большим куском телятины. Воздух наполнился розовыми брызгами, которые он выкашливал из своих разорванных легких. Очень хладнокровно, рассчитанно Майкл выпустил вторую пулю в тронутую сединой макушку.
Воздух плотнее застлало розоватой мглой. Майкл рывком повернулся к столику у стены. Мужчина за столиком ни разу не шелохнулся. На него точно столбняк напал. Сейчас он выразительно положил на стол ладони и отвел глаза в сторону. Официант, пятясь назад, отступал к кухонной двери, с ужасом уставясь на Майкла, будто не верил собственным глазам. Солоццо, подпираемый сбоку краем стола, по-прежнему сидел на стуле. Макклоски, осев всей своей тяжестью вниз, постепенно съехал на пол. Майкл разжал пальцы, пистолет бесшумно скользнул вниз по его бедру. Ни мужчина за дальним столиком, ни официант определенно не заметили, как он уронил оружие. В несколько шагов Майкл очутился у двери, открыл ее. Автомобиль Солоццо все еще стоял у тротуара, но водителя не было видно. Майкл двинулся налево, завернул за угол. Впереди сверкнули фары, и возле него остановилась обшарпанная закрытая машина; распахнулась дверца, Майкл прыгнул внутрь, и машина, взревев мотором, рванула вперед. За баранкой сидел Тессио; его резкие черты отвердели, словно изваянные из мрамора.