Крестный путь Андрея Боголюбского
Шрифт:
Иоаким Стефанович:
– Чудо, княже, явленное чудо! Когда подняли мастеровые упавшие створки ворот, то очам своими не поверили. 12 мужей под ними лежали, как мертвые. Но более от страха. Ибо оказались все живы и даже невредимы! Слава Богу за чудо неизреченное!
Князь и княгиня, епископ и все остальные возносят хвалу Богу.
Их радость подхватывают горожане на задворках сцены.
Епископ
– О, сколь же любит тебя, княже, Владычица наша Богородица! И как скоро внемлет твоему сердечному молению! Своими очами не узрев бывшее, не поверил бы! Воистину, явное чудо!
Протопоп Микула:
– Недаром мы, грешные, чудеса Ее в особую книгу собираем! Повели, господин наш князь, новое чудо в Сказание о чудесах Пречистой записать! В назидание всему роду христианскому.
Андрей Боголюбский:
– Пиши, честный отче! Всю правду напиши, ничего не утаивай. Про вину мою и слезные молитвы. Ну, а с теми, кто допустил несчастью этому случиться, мы после разберемся…
Горожане:
– Чудо! Хвала Богу и Матери Божией! Ныне и присно и во веки веков! Аминь!
Действие 4.
Стольный Владимир. Старый княжий двор Юрия Долгорукого близ Золотых ворот. Светлая гридница в княжьих палатах. (Прежде здесь пировали князья с дружинами).
Андрей Боголюбский восседает на высоком отцовском месте. Лицо его выражает глубокую задумчивость. Перед ним на придвинутых близко лавках сидят боярин Кучка и Петр мечник. Оба явно чувствуют себя неуютно.
Задняя часть сцены за ними скрыта вторым занавесом.
Андрей Боголюбский (со вздохом):
– Да, вот и совершили освящение… Весь стольный град только и говорит: недобрый знак! Как после такого на войну отправляться?
Иоаким Стефанович:
– По глупости судачат! Напротив: самый добрый знак. Явленное чудо! Мы все тому свидетели. По грехам нашим Бог попустил, Бог и даровал спасение. Воистину, соборная молитва творит чудеса.
Андрей Боголюбский:
– Велика милость Божья! А грехи наши еще тяжелее. Благо, вовремя успели покаяться. Но уповать всякий раз на чудо – только искушать Господа. Надобно самим всякое дело с рассуждением творить.
Иоаким Стефанович:
– Верно, княже. Но разве мы башню до небес, яко гордые вавилоняне, в слепоте духовной громоздили? Все по уму да с молитвою. Вот и обошлось.
Андрей Боголюбский:
– А если б не обошлось? Сказано же: «Не искушай Господа твоего…» Отвечай мне, Иоаким, как на духу: ведал ты, что известь на вратах еще не просохла? Что створы под напором толпы могут рухнуть?
Иоаким
– Каюсь, господин, ведал. Накануне каменных дел мастера наши всю постройку сверху донизу осмотрели и мне ответствовали: мол, сыроват еще раствор, не схватился до конца. Но, ежели на створы не напирать, выдержит.
Андрей Боголюбский:
– Почему же ты правду от меня скрыл? Не желал омрачить праздника?
Иоаким Стефанович:
– Не только аз, грешный. Все труженики от первого до последнего мастерового угодить тебе, княже, поспешали. Не ради награды, ради общего дела Божьего. И отменить торжество было нельзя. Уж всему стольному граду возвестили глашатаи, на пир всех жителей позвали.
Андрей Боголюбский:
– Но взамен сладкого пира могла приключиться горькая тризна… (Князь встает и начинает шагать в раздумье с места на место). Стало быть, ты надеялся на чудо и умыл руки?
Иоаким Стефанович:
– Именем твоим, княже, накануне велел я посаднику выставить у ворот стражу, чтобы толпа на створы не напирала. Это и зодчие присоветовали. Петр вот свидетель – он ходил с повелением. Кто же ведал, что олухи эти из стражи в самый разгар торжества путь толпе отворят?
Петр мечник:
– Истинно так, господин наш! Мы с боярином сложа руки не сидели. А про недобрый знак – это впустую языками молотят. С нами Бог и крестная сила! Вот и чудо новое тому в подтверждение.
Андрей Боголюбский:
– Выходит, это посадник не досмотрел? Ну, что же, стало быть, он и головой отвечать должен.
Иоаким Стефанович:
– По закону, так. И покойный батюшка твой, великий князь Юрий, так бы и поступил. Уж это мы, грешные чада Кучковы, точно ведаем. Но ведь милость, по заповеди Божией, превыше закона, верно? Потому мы теперь с тобою одна семья. И кровь отца нашего, казненного боярина Стефана Кучки, нас породнила. Сего ради, помышляю, что ты, княже, посадника нерадивого тоже помилуешь. Ибо милость твоя всем известна.
Андрей Боголюбский:
– Я русский князь, Мономахова рода, а не язычник или кровопийца! Страх Божий имею и заповеди храню. Вспомни, как после вокняжения моего учинили бояре в Ростове смуту. По наущению мачехи моей, вдовой княгини. Половина города в пожаре сгорела. Заодно и древний собор деревянный, где святители ростовские покоились. Многих ли тогда я сгоряча казнил?
Иоаким Стефанович:
– Помню, княже: ты всех помиловал. Лишь по настоянию ближних и верных слуг, повелел изгнать из земли своей мачеху с сыновьями, твоими братьями меньшими, да старых отцовских бояр, которые ее поддержали. На том дело и утихло. Зато после смуты мы святые мощи на пожарище обрели.