Крестом и стволом
Шрифт:
Когда они вышли на перпендикулярную улицу, священник подумал было, что все закончилось – уж очень легко удалось им остановить машину, да и проехали первые несколько кварталов без проблем. Но тут Ольга тревожно затеребила мужа за рукав, и священник, оглянувшись, понял, что ничего еще не закончилось. Позади аккуратно шла уже знакомая «волжанка».
– Что будем делать? – еле слышно спросила Ольга.
– Давай-ка к станции метро, и побыстрее, – распорядился отец Василий, и водитель послушно повернул на втором перекрестке и прибавил ходу.
Они
Но тут планы его кардинально изменились. Он не знал, кто именно следил за ними, но нельзя было исключать, что эти люди работали на далекого, глубоко провинциального Ковалева. У него вполне могли быть в Москве связи. В конце концов, и проституток в центральные районы из Усть-Кудеяра поставляли, да и старые, еще парфеновские дела, которые наверняка прибрал к своим рукам Ковалев, оставались. В этой ситуации отец Василий рисковать не мог, да и не хотел.
– Съездим-ка мы сначала в Зеленоград, – сказал он жене. – Мне здесь одному будет проще, да и за тебя спокойнее.
Ольга хотела возразить, но, приглядевшись к мужу, смолчала, и часа через три они уже выходили из автобуса в Зеленограде.
Сказать, что ее родители удивились, было мало. Сказать, что обрадовались – тоже. Тем более что Ольгина беременность была, что называется, налицо. Будущие бабушка и дедушка ходили вокруг дочери периодически сужающимися кругами, стараясь прикоснуться, погладить, обнять. И отец Василий чувствовал себя среди всей этой семейной идиллии настолько лишним, что единственным его желанием было принять душ и умчаться куда подальше.
– Я знаю одну женщину, – щебетала Олина мама Маргарита Николаевна. – Так хорошо высчитывать умеет! Прям точно говорит, кто будет – мальчик или девочка.
– Как у тебя с питанием? – не замечая сидящего здесь же мужа, вопрошал Олин папа Игорь Олегович. – Может, вам денег подкинуть?
Эта семья не была богатой, какие там могут быть оклады у завлаба и старшего научного, особенно в наше время, но желание помочь дочери хоть чем-нибудь было слишком сильным.
Лишь к вечеру, когда первые эмоции улеглись, разговор пошел не только о ней и ее будущем ребенке, но и о нем. Игорь Олегович, аккуратно подбирая слова, расспрашивал зятя о работе, но ему с его строго научным мышлением было сложно привыкнуть к мысли, что главный человек в жизни его дочери живет не Познанием, но Верой. Маргарита Николаевна готовила пирог и в мужской разговор не встревала, а вот Ольга слушала во все уши, порой не умея выбрать, кого следует кинуться защищать – отца или мужа.
На самом деле этот выбор стоял перед ней с первого дня знакомства с будущим священником, а тогда еще семинаристом старших курсов Михаилом Шатуновым. Она-то знала, что, в отличие от нее и матери, отец никогда не согласится со своей зависимостью от кого бы то ни было – хоть и от господа бога. Слишком сильно в нем было мужское начало. И, наверное, будь Миша послабее, еще неизвестно, как сложились бы их отношения. Однако внутренней крепости Михаилу тоже было не занимать, так что папа после двух-трех пробных «уколов» отступил, признав безусловное право зятя определять дальнейшую Ольгину жизнь.
Им постелили в большой
– Куда же вы, Миша? – вышла из спальни, встревоженно кутаясь в халат, Маргарита Николаевна.
– К сожалению, дела, – ответил зять.
– Посреди ночи?! – охнула теща. – Отоспитесь лучше с дороги, а с утра можно и дела свои делать. Оленька, хоть ты своему мужу скажи.
Но Ольга стояла, прислонившись щекой к дверному косяку прихожей, и молчала.
Только сев на электричку, отец Василий ощутил себя сильным, уверенным и свободным. Но рисковать впустую он не хотел, теперь он понимал, как неосторожно поступил, приехав прямо на Казанский. По-хорошему следовало сойти за одну-две станции до Москвы и добираться в столицу на попутке. Да и переодеться не мешало бы – он в своей рясе выделялся из толпы, как самолет посреди автострады. На этот раз он поступит по-другому.
Отец Василий сошел с электрички за три остановки до Ленинградского вокзала, здесь же взял такси и назвал адрес патриархии – единственного места, где ему ничего не грозило, а могли и помочь. Едва ступив на знакомую мостовую, он понял, что уже находится в безопасности, – выделить его среди снующих туда-сюда крупных бородатых мужчин в черном для любого чужака было практически непосильной задачей.
Священник долго искал нужный ему кабинет, но, когда вошел, сердце его запрыгало от радости – прямо перед ним стоял Колька, ныне отец Виталий!
– А Сенцову так и скажи, – громыхал бесподобным бархатным баритоном Колька. – В патриархии думают иначе.
– Ну, здравствуй, отец Виталий, – улыбнулся отец Василий.
– Мишаня? – остолбенел Колька. – Ты?!
Колька сразу же потащил его во двор, опасливо поглядывая по сторонам, и лишь спустя полчаса, прогулявшись под синим московским небом, немного успокоился и снова стал самим собой. Они долго делились воспоминаниями, причем верный себе Колька настолько точно пародировал участников оставшихся в их общем далеком прошлом событий, что отец Василий захлебывался хохотом и чувствовал себя так, словно скинул с плеч добрый десяток лет.
– У тебя ксерокс есть? – поинтересовался он, когда эмоции перестали хлестать через край.
– Конечно. Цветной, как полагается. Если тебе чего переснять надо, никаких проблем.
– Надо, Коля, ох как надо, – вздохнул отец Василий. – Неприятности у меня.
– Этого следовало ожидать, – с пониманием кивнул Колька. – С местной властью ссориться нельзя – сам знаешь, власть, она от бога дадена.
– Нам в наказание, – неудачно пошутил отец Василий.
– Нам в поучение, – поправил его Колька.
– И еще… – отец Василий напрягся. – Оригинал-то я заберу, а вот копию мне бы в надежном месте сохранить. У тебя можно?
Колька почти не артачился. Он всегда умел четко проводить ясную линию между тем, что хочется ему, и тем, что необходимо другим, и уже этим выгодно отличался от остальных сокурсников – в чужие дела не лез, но, если нужно, помогал. Поэтому он просто провел отца Василия в свой кабинет, и за обеденный перерыв они целиком отксерили всю ковалевскую канцелярскую книгу, с немыслимым в Усть-Кудеяре, почти типографским, качеством.