«Крестоносцы» войны
Шрифт:
Иетс молча наблюдал за ним. Такие вспышки были ему не внове. Всякий раз, как пленный немец закатывал истерику, можно было не сомневаться, что он хочет увильнуть от еще не заданного вопроса. Поэтому Иетс счел за благо дать Суриру еще немного покуражиться.
— Козел отпущения! — повторил он. — Вы говорите загадками.
— А как же еще это назвать? — негодующе возразил Сурир. — Но, уверяю вас… — Он осекся. — Да кто вы, собственно, такой?
Иетс ответил уклончиво:
— Я имею непосредственное отношение
— Я не сделал ничего дурного, — осторожно начал Сурир. — Мне предложили купить продуктов, я пришел посмотреть, и тут меня арестовали. Совсем как нацисты. И если вы думаете, что эта тюрьма лучше, чем нацистская, — попробуйте сами.
— Кто предложил вам купить продуктов?
— Вам, американцам, следовало бы знать, что законно, а что нет. Сами же предлагаете купить, а меня арестовали. Я тут при чем?
— Кто предложил вам купить продуктов?
— Не знаю я его фамилию.
— Не знаете или не хотите сказать?
— Честное слово, не знаю.
Это звучало правдоподобно — в таких случаях имена обычно скрывают.
— Опишите этого человека, — приказал Иетс.
— Он… он высокого роста, худой, с лица бледный, под глазами круги.
— Волосы?
— Волосы как будто светлые. — Сурир изо всех сил старался припомнить внешность Торпа; когда бьешь человека, некогда в него вглядываться.
Да, это Торп, несомненно. Иетсу стало тоскливо. Он не стал бы судить человека слишком строго за небольшой заработок на стороне. Ведь первый моральный принцип американца: «Лишь бы не попасться…» Но когда хорошо относишься к кому-нибудь, такие вещи огорчают.
Он повернулся к двери.
— Господин лейтенант! — сказал Сурир. — Теперь меня выпустят?
— Нет, — солгал Иетс. — С чего бы? — Приказ Люмиса скоро будет выполнен, а до тех пор пусть этот мошенник помучается.
— Сержант! — крикнул Иетс.
— Господин лейтенант! — Сурир подбежал к Иетсу и протянул умоляюще: — Я хочу вам что-то сказать!
Голова сержанта показалась в дверях. Иетс перевел дух и сказал хрипло:
— Простите, сержант, я еще не совсем кончил.
— Нужна моя помощь?
— Нет. Пока нет.
Сержант скрылся.
Иетс обратился к Суриру:
— Времени у меня мало. Ложь я не люблю. Вы как следует обдумайте, что собираетесь сказать.
— А если я все скажу, вы меня отпустите?
— Да, если скажете всю правду, — милостиво пообещал Иетс.
Сурир изобразил на лице сладкую улыбку; глаза его закрылись.
— Вы мне не верите, Сурир? — подстегнул его Иетс. — Разве вы недовольны американцами?
— Очень недоволен, — сказал Сурир. — Я тут с одним сержантом дела делал, так он обещал, что мигом вызволит меня из тюрьмы, А что получилось? До сих пор сижу.
— Сержант Дондоло?
— Да.
Иетс сделал шаг
— Вы знаете сержанта Дондоло? — спросил Сурир.
— Конечно. Так, значит, продукты вам продавал не тот человек, которого вы описали, а Дондоло?
— Да… Вы его друг?
— Я хорошо с ним знаком.
— И вы обещаете, что меня освободят?
— Безусловно.
Сурир нахально посмотрел на Иетса. От его смирения и следа не осталось.
— Только не подведите… — пригрозил он, — а то у меня есть друзья в верхах.
— Не сомневаюсь. Вы по своему роду деятельности много с кем общаетесь.
— Если вы обманете, меня князь вызволит.
— Какой это князь?
— Князь Яков Березкин. — Сурир выбросил вперед руку, крепко сжав указательный и средний пальцы. — Вот какой князь! Настоящий! Из России — у них там раньше были тысячи таких князей.
Князь Яков Березкин… где-то Иетс слышал это имя, но никак не мог вспомнить, что за ним кроется.
— Если у вас такие связи, Сурир, почему же вы до сих пор в тюрьме?
Сурир ответил не сразу, все его лицо выражало напряженную работу мысли. Потом его прорвало:
— Почему, почему! Откуда я знаю? Я для него столько раз жизнью рисковал…
— На черном рынке? — улыбнулся Иетс.
— Для этого человека я переправлял людей, через линию фронта! — Сурир спохватился и поспешил добавить: — Теперь-то нет. Я остепенился. Занимаюсь исключительно торговлей,
— Каких людей? — опросил Иетс. — Когда? Через какой фронт?
— А вы меня отпустите? — заволновался Сурир.
— Извольте отвечать!
— Германских офицеров. Полковника Петтингера. В тот день, когда союзники вступили в Париж.
— Это князь поручил вам вывезти отсюда немцев?
— Ну конечно! Мне заплатили. Я ненавижу бошей. Думаете, я бы по своей воле это сделал? — Сурир сплюнул. — И выбросить их я не мог. Этот Петтингер как уткнул револьвер мне в ребра, так всю дорогу и ехал. Что можно сделать в таких условиях?
— Очень немного, — сказал Иетс.
— Вы меня отпустите?
— Думаю, что да.
Иетс позвал дежурного сержанта и сказал:
— Как только явится ваш лейтенант, можете отпустить этого француза. — И добавил с важным видом: — С моей стороны возражений нет. — У него мелькнула злорадная мысль: если выяснится, что Сурира не следовало выпускать из тюрьмы, отвечать будет Люмис.
Потом он подумал о Торпе, о Дондоло. Что это за борьба, в которую он оказался втянутым?
В ожидании сержанта, который повел Сурира в камеру, он перелистал открытую на его столе книгу записей. Да, вот оно: Сурир Амедэ, и дата, и адрес. Сурир не дал своего домашнего адреса; в книге было записано: найти через Делакруа и К°.