«Крестоносцы» войны
Шрифт:
Он печально оглядел Абрамеску. И вдруг у него мелькнула мысль, что как раз воинственный пыл маленького капрала и полное отсутствие в нем юмора и могут произвести впечатление на Березкина. Когда Абрамеску не забывает подтянуть штаны, вид у него бывает весьма внушительный.
— Видите вон тот большой дом на холме? Да, да, тот, что похож на декорацию к опере Вагнера.
Когда домны работают, подумал Иетс, весь дом, вероятно, окутан дымом, — может быть, Березкину нравится эта копоть, она сулит ему прибыли!
— Возьмите машину, — сказал
— Да, сэр!
— Если князь дома, позаботьтесь, чтобы он и дальше был дома. Скажите ему, что я в Роллингене и желаю видеть его завтра, ровно в два часа. Пусть ждет меня. Не принимайте никаких отговорок; если кто-нибудь попробует дурить и не захочет пустить вас к князю, намекните, что вы вооружены.
Абрамеску хлопнул ладонью по ложу винтовки.
— Вот-вот! — Иетс не позволил себе ни тени улыбки. — Точно так же как на параде мы представляем нашу армию, наш народ и наше правительство, так и вы на время визита к князю представляете армию, народ, правительство и в придачу — меня.
Абрамеску озабоченно сдвинул брови.
— Этот князь — опасный человек?
— Физически — нет. — Иетс не мог допустить, чтобы в сердце его посланца закрался страх. — Князь Березкин опасен с политической точки зрения.
— Агент нацистов?
— Князь — очень богатый человек, — старательно пояснил Иетс. — Ему принадлежат три четверти этого города, и политические симпатии его внушают подозрение. Я всецело полагаюсь на вас, Абрамеску, на ваши дипломатические способности и личный авторитет.
— Слушаю, сэр! — гаркнул Абрамеску. Наконец-то он признан по заслугам: самостоятельное поручение, а потом — парад!
Он побежал к «Золотому барану», где остался «виллис».
Подъезжая к вилле Березкина, Абрамеску беспокойно ерзал на сиденье машины. Его беспокойство и неуверенность возросли, когда он очутился в вестибюле, заставленном массивной мебелью и устланном мягким ковром, в котором утопала нога. Перед тем как пойти доложить о нем князю, лакей бросил на него недоверчивый взгляд; другой лакей все время маячил поблизости, явно опасаясь, как бы солдат в большой каске не вздумал взять себе на память какую-нибудь драгоценную безделушку.
Абрамеску воинственно воззрился на лакея и попробовал стукнуть об пол прикладом винтовки, но стука не получилось — помешал ковер. Судя по его образу жизни, этот князь — да подлинно ли он князь? — навряд ли захочет подчиниться приказу капрала. Абрамеску заставили ждать, и чем дольше он ждал, тем больше росла его тревога. Может быть, он попал в ловушку? Ведь Иетс сказал, что с политической точки зрения князь небезопасен. Что если в этом огромном мрачном доме прячутся немцы? Союзных войск в Роллингене нет; напрасно Иетс послал его сюда одного. Если он исчезнет, Иетс ничего не сможет предпринять. Абрамеску крепче стиснул винтовку и, сделав несколько шагов по направлению к наблюдавшему
— Мне ждать некогда. Я должен повидать князя немедленно.
Вероятно, слуга заметил, как крепко пальцы Абрамеску впились в винтовку. Он мгновенно исчез и через минуту возвратился вместе с первым лакеем, который передал извинения князя и приглашение сейчас же пройти к нему.
— Ага! — сказал Абрамеску. — Так-то лучше. — И победоносно последовал за лакеем.
Березкин сидел в глубоком кресле, синий шелковый халат облекал его костлявую фигуру. У ног его лежала овчарка величиной с Абрамеску; овчарка заворчала, поднялась и ткнулась мокрым носом в его подсумок.
— Гришка! — тихо позвал князь. — Гришка, ко мне. — Собака медленно улеглась на место, Березкин потрепал ее по шее. — Гришка не любит чужих, — сказал он, словно давая понять, что разделяет антипатию своей собаки.
Абрамеску откашлялся, занял позицию, с которой ему хорошо были видны и собака и князь, и наконец вспомнил о самом главном: он щелкнул затвором, и патрон скользнул в ствол.
Березкин вздрогнул от неприятного звука.
— Это зачем?
Абрамеску разъяснил:
— На таком расстоянии винтовочная пуля пробьет в вашей собаке отверстие величиной с мой кулак. — Колени у него дрожали, и он с облегчением подумал, что брюки ему широки, так что князь не заметит.
— Садитесь, — сказал Березкин, — считайте, что вы у меня в гостях. Пить будете?
— Я никогда не пью, — чистосердечно ответил Абрамеску. Он объяснил бы князю, как вреден для человеческого организма алкоголь, если бы каждое слово не давалось ему с таким трудом.
Молчаливость гостя, пуля в стволе винтовки — все это было очень неуютно. До сих пор Березкин имел дело только с офицерами; даже немцы, не раз пытавшиеся его шантажировать, соблюдали некоторый этикет, считаясь с его общественным положением.
— Что вам нужно? — не выдержал он.
— Очень немного, — пролепетал Абрамеску.
Очень немного, подумал Березкин. Это что, налет?
Он приехал сюда, чтобы навести порядок в делах и пустить шахты и заводы. Он ничем не мог прогневить союзников: он принял и этого дурака-мэра с его рыжей бородищей, и американского капитана, возглавляющего отдел связи с населением, с властями предержащими у него полный контакт. А это посещение не укладывается ни в какие рамки, в нем даже есть что-то зловещее.
— Мой командир, — сказал Абрамеску, взяв наконец разгон на более длинную фразу, — предлагает вам быть в состоянии готовности завтра, ровно в два часа пополудни.
— Но зачем я ему нужен? Я — гражданин Французской республики, я всеми уважаемый финансист. Заниматься вверенной мне собственностью — мое безусловное право…
— Не знаю, — отчеканил Абрамеску и нечаянно повернулся на стуле так, что дуло винтовки оказалось совсем близко к князю.
— Сейчас же уберите винтовку! — вскинулся князь. — Я не привык к такого рода посетителям.