Крестоносец в джинсах

Бекман Tea

— Heyжто у тебя нет отца, нет семьи?

Марике покачала головой.

— А мама?

— Умерла.

И впрямь сирота, забытый всеми ребенок. Ничего удивительного, если ее потянуло за Николасом, который наобещал им золотые горы.

— Так что же ангелы возвестили Николасу? — продолжал допытываться он.

— Господь приказал ему собрать под свои знамена столько детей, сколько он сможет. Одних только безгрешных детей. Господь укажет им путь в Святую землю — сначала через высокие горы, а потом по морю. И море расступится, едва Николас возведет руки, а мы пройдем по воде, даже не замочив ноги, не

погружаясь в нее. Николас приведет нас в Иерусалим.

— Но там же турки!

— Бог направил нас туда, Бог и защитит нас. Он поразит сарацин слепотой и опалит их молниями. Он повелит земле расступиться и поглотить этих неверных, эти исчадия ада. А мы навеки пребудем в прекрасном белокаменном Иерусалиме, и никогда больше мы не будем терпеть голод и холод. Вечное блаженство ожидает нас там. Мы уберем цветами гроб Господень, позаботимся о святых местах. Пилигримы всегда найдут у нас кров и еду.

Таков был приблизительно рассказ Марике. Совершенно очевидно, что она повторяла все это с чужого голоса.

Долф удивленно заморгал. Что же это за народ такой, который легко одурачить подобной чепухой? Кто вложил в голову Николасу идею этой сумасбродной авантюры? Да и сам Николас — обыкновенный мошенник или душевнобольной, которого преследуют видения, голоса?

— Кто эти монахи? — посерьезнев, спросил он.

— Дон Ансельм и дон Йоханнес, эти святые люди пришли в Кельн вместе с Николасом. Они и сказали нам, что Николас тоже святой, которому явлено было знамение небесное. Они своими глазами видели, как Николас пас овец, и вдруг в небесах прямо над ним загорелся сверкающий крест, зазвучали трубные голоса. Истинная правда.

— Правда, только потому что всю историю рассказали монахи? — стоял на своем Долф.

Марике удивленно глядела на него.

— Святые отцы не могут лгать.

— Ну, разумеется, — поторопился согласиться Долф.

Ему вспомнился буравящий взгляд монаха, который осматривал шеренги путников во время привала.

— Кто это? — осведомился он у девочки.

— Дон Ансельм, хоть нам больше по душе дон Йоханнес.

— Хорошо ли монахи заботятся о вас?

— Не понимаю.

— Ну, следят, чтобы у вас было вдоволь еды? Ухаживают за больными? Смотрят, чтобы не заблудились отставшие?

Глаза Марике изумленно расширились.

— Кто же заботится о тысячах детей? — напирал Долф.

— Всех нас охраняет Бог! — вскричала Марике, до которой наконец дошел смысл его вопросов.

— И часто он это делает? — скептически поинтересовался Долф.

— До чего же ты глуп, Рудолф ван Амстелвеен! — потеряв терпение, заявила Марике. — Разве ты не видел, как жители города принесли нам пищу? Значит, Бог повелел им.

— И ты веришь, Марике, что море расступится перед вами?

— Конечно, дон Ансельм поведал нам, как воды расступились перед Моисеем. Море покоряется воле святых.

«Дались им эти святые! Сколько можно повторять одно и то же, — раздраженно подумал Долф. — Хороши святые! Детей вокруг пальца обводят. Неужто и взрослые верят россказням ненормального подпаска?»

— Сам архиепископ Кельнский напутствовал нас и дал нам свое благословение, — мечтательно продолжала Марике. — Красиво…

«Час от часу не легче! — думал Долф. — Впрочем, кто их разберет, этих средневековых. Им с детства

твердят притчу о Моисее, перед которым расступились волны Красного моря, позволив иудеям беспрепятственно пройти на другой берег. Потом волны сомкнулись вновь и поглотили в бездонной пучине когорты египтян, преследовавших иудеев. Они, конечно, верят в эту сказку, а в таком случае, почему бы чуду не повториться еще разок? Вот они и потянулись за Николасом, чтобы увидеть своими глазами, как расступается море — представляют ли они себе, что такое море? — и они посуху достигнут Святой земли. Как будто это получасовая прогулка! Им хочется чуда, надежда на него поддерживает детей, придает им силы шагать тысячи миль. Неужели я один среди многотысячной толпы догадываюсь, что никакого чуда не будет?»

Марике потянула его за руку.

— Сердишься на меня? — надувшись, спросила она.

Верно, ее испугало выражение, промелькнувшее у него на лице. Он успокаивающе сжал худенькие плечи.

— Не на тебя, Марике.

— На кого же?

Этого он сам не знал.

— Лучше бы вы оставили крестовые походы тем, кому пристало ими заниматься, хотя бы Готфриду Бульонскому, что ли, — едко заметил он.

Марике буквально прыснула.

Нет, не понять ему эту девчонку.

— Готфрид Бульонский давным-давно на небесах.

В памяти Долфа всплывали какие-то даты. Одна тысяча девяносто шестой год, первый крестовый поход.

— Ты права, Марике, с цифрами я не в ладах. Я хотел сказать, Ричард Львиное Сердце.

— Но он тоже умер, как я слышала, — огорченно отозвалась Марике.

— Неужели мало других рыцарей без страха и упрека, храбрых всадников, одетых в латы, на добрых лошадях, сопровождаемых меткими лучниками? Освобождать Святую землю их удел, а не безоружных детей.

В ее взгляде он прочел укор.

— Разве сам ты не сын благородного господина, Рудолф? Как ты можешь так говорить?..

— Мой отец всего-навсего писец, — оборвал ее Долф.

Но, увидев слезы, выступившие у нее на глазах, тут же пожалел, что не сдержался.

— Успокойся, Марике, я не хотел тебя обидеть — ты мне очень нравишься.

И как всегда, его слова утешили ее.

Если бы не Марике, которая поставила на ноги споткнувшегося малыша, Долф, погруженный в свои мысли, прошел бы мимо. День близился к концу, и все больше детей отставали или просто валились от усталости.

«Сколько еще маленьких жизней потребует каждый новый день пути? — с тревогой думал Долф. И как помочь им? Не потащит же он на себе каждого обессилевшего маленького путешественника».

Взгляд Долфа снова остановился на проворном, богато одетом парне. Теперь мальчишка тащил кого-то на спине, но шагал, не сбавляя темпа. Силен, должно быть. Ослик Леонардо изнемогал под тяжестью израненных и больных седоков. Сам юноша поддерживал нескольких ребят, которые едва передвигали ноги. Марике заботливо присматривала за теми, кто сидел на ослике, — бедняги то и дело сползали. А Долф тянул на буксире уже четверых. Другие подростки тоже несли на руках малышей, помогали тем, кто не мог идти сам. Не такие уж они плохие товарищи, как ему показалось вчера. И все-таки несколько раз он был свидетелем того, как ослабевшие дети оставались лежать на дороге, но никто по-прежнему и не думал помогать им.