Крестоносец. Византия

Марченко Геннадий Борисович

Наконец подготовка к продолжению плаванья закончилась и, оставив за кормой Висбаден, судно устремилось вверх по Рейну, опять с полным экипажем, и… Чуть не сказал: на всех парусах — но нет, всего на одном парусе, наполненном попутным ветром. Хотя моя лекция о парусах кормчего явно впечатлила, и он немало времени проводил в своей каюте под ахтеркастелем, изучая нарисованные мной чертежи, задавая вопросы и удивляясь многим вещам, в том числе тому что с куда большим количеством парусов сможет управляться столько же людей, сколько сейчас работает с одним. Всё это привело его в такое восхищение, что, узнав о нашем решении идти из Эсслингена в Ульм, Дитер предложил нам воспользоваться услугами его кузена Отто, живущего

в этом городе и владеющего «собственной посудиной», что ходит по Дунаю и его притокам. Не Бог весть что, но два риттера со слугами и лошадьми разместятся без труда.

Мы, конечно, не стали отказываться от такой возможности, и Зальцигхунд выдал нам для этого кузена Отто письмо, написанное скандинавскими рунами, которых мы, естественно не понимали. Кормчий, извинившись, что ни он, ни Отто другой грамотой не владеют, перевёл нам содержание письма, где говорилось, что кузен Отто должен взять на борт своего судна благородных риттеров Симона де Лонэ и Роланда дю Шатле вместе со слугами и лошадьми, а также прочим имуществом, и отвезти их по Дунаю до того места, которое они укажут, а за это штойерман Дитер Зальцигхунд будет считать должок кузена Отто полностью закрытым.

На вопрос Роланда, что за должок, кормчий, усмехнувшись, ответил:

— Да это наши с ним дела, благородные риттеры, вам они не интересны. Не берите в голову. Главное, Отто за это отвезёт вас, куда пожелаете.

Вообще после боя с пиратами Дитер явно заценил нас и проникся уважением. В разговорах он разоткровенничался, рассказав кое-что из своего прошлого. Оказывается, по материнской линии его корни тянутся из Скандинавии, точнее, из Дании. Его дед в молодости хаживал по морям с последними викингами. Потом были какие-то неприятности с власть имущими в Дании, о которых Зальцигхунд особо распространяться не стал, заставившие деда с семьёй перебраться в Висбаден, где его дочь вышла замуж за местного жителя и родился Дитер. Он был любимцем деда, с малолетства у него пропадал, выучившись рунам и навигации, и впитывая как губка его рассказы о море и особенно о викингах. Кончилось тем, что в шестнадцать лет, схоронив деда, парень подался в моряки. Ходил от богатой мехами Биармии (будущей Пермской земли с окрестностями) до Испании, пока не случилась «одно очень плохое дело». Что уж там было, Дитер распространяться не стал, сказав лишь, что после того дал обет Богу и святым больше не выходить в море.

С тех пор он осел в родном Висбадене, получив за своё морское прошлое прозвище Солёный Пёс. На деньги, нажитые во время морских путешествий выкупил половину судна у одного старого штойермана, и занялся речными перевозками. Когда компаньон решил уйти на покой, выкупил у него судно целиком. Ходил на нём пока оно не обветшало, заработав денег на постройку сошедшей со стапелей пять лет назад «Ундины». Пятеро сыновей тоже ходят по рекам, для старшего теперь появилось своё судно, взятое у пиратов, с ним можно заработать вдвое больше, а там, глядишь, и остальных получится обеспечить своими посудинами. Две старшие дочери замужем не за последними людьми в Висбадене, младшая ещё молода, четырнадцать стукнуло, но этот балбес Гилле к ней клинья уже подбивает. Раньше Зальцигхунд раздумывал, но после боя с пиратами решил, что сицилиец достоин стать его зятем. Да и сам Дитер, схоронив два года назад первую жену умершую от горячки, недолго оставался один, женившись в этом году на молодой вдовушке, и вторая жена уже "ходит с пузом". В общем, штойерман считал, что жизнь удалась.

За этими разговорами прошли Вормс, богатый епископский город на левом берегу Рейна. А ещё через некоторое время добрались до Мангейма, уже на правом берегу. В XXI веке это довольно крупный город, а сейчас самая настоящая деревня, хотя и большая. Впрочем, эта деревня нас мало интересует, нам требуется устье

Неккара, который здесь вливается в Рейн у северной окраины Мангейма.

Дальше шли под парусом вверх по Неккару. Река эта извилистая и экипажу приходилось постоянно следить, чтобы не врезаться в берег. Мелей тоже хватало, но наш кормчий был речник опытным, умело лавируя судном промеж спрятанных под водой печтаных или галечных наносов. Близнецы продолжали возиться у горна, наковальни и точила, правя и затачивая оружие матросов за умеренную плату. Мы с Роландом слушали байки Дитера о его морских приключениях, а также рассказы о разных речных и морских путях, представлявшие для нас особый интерес. Но вообще-то нам это путешествие по реке уже порядком наскучило. Хотелось ощутить под ногами твёрдую землю.

Без особого интереса миновали по правому берегу речную гавань Хайльбронн, владение кайзера Конрада, по словам Бернарда, помнившую ещё римлян, но пока не удостоенную статуса города. Затем располагавшийся на левом берегу городок Штутгарт, принадлежащий герцогу Швабскому, где, по словам кормчего, находился знаменитый на всю Германию конный завод, основанный около двух веков назад. И вот, наконец, справа по курсу показались башни Эсслингена. Наше путешествие по Рейну и его притокам подошло к концу.

«Ундина» тоже не пойдёт выше Эсслингена, хотя подняться по Неккару ещё можно. Но по словам Зальцигхунда, дальше нет ничего интересного, кроме пары дворянских замков, которые штойерману и нам тоже неинтересны. Да и ведущая в Ульм римская дорога начинается здесь.

Матросы тем же способом, каким опускали в трюм, вытащили оттуда на палубу наших застоявшихся лошадей, и слуги свели их в поводу на пристань. Затем близнецы вынесли туда же наши доспехи и пожитки. После этого мы попрощались с Дитером, Гилле и остальным экипажем холька, пожелав счастливого плаванья, попутного ветра и семи футов под килем, а затем отправились в город, искать постоялый двор.

[1] Ретиарий — разновидность римских гладиаторов, почти или совсем не имевших защиты, был вооружён сетью и трезубцем. В бою старался запутать противника в сеть и обездвижить, а затем добить трезубцем.

[2] Грот-мачта — на паруснике с несколькими мачтами самая высокая мачта в центре корабля. Фок-мачта — в носовой части, перед грот-мачтой. Бизань-мачта — в кормовой части, за грот-мачтой.

[3] Кливер — косой парус между бушпритом и фок-мачтой. Стаксель — косой парус между грот-мачтой и фок-мачтой, или между бизань-мачтой и грот-мачтой. Трисель — парус, крепящийся к гафелю — косому рею, прикреплённому сзади к бизань-мачте.

[4] Треугольный парус, крепящийся к косому рею, наклонённому спереди.

[5] Люгерный парус — прямоугольный, вытянутый вверх парус на скошенном рее, сдвинутом назад. Гафельный парус — трапециевидный парус между гафелем и гиком, реем в нижней части мачты, скошенный вверх. Шпринтовый парус — аналог гафельного, но с прямым гиком. Бермудский парус — треугольный парус крепящийся к мачте и гику.

Глава III

Поиски надолго не затянулись. Вскоре мы увидели искомое заведение с немудрящим названием «Жареный поросёнок». Так как выглядел постоялый двор довольно прилично, да и запахи оттуда доносились вполне симпатичные (упомянутого поросёнка и не только), мы решили приткнуться там до отъезда из Эсслингена. Сняли комнату для себя и слуг, пристроив лошадей на конюшне, после чего закусили «фирменным» поросёнком, фаршированным овощами и птицей, запивая его таким же отличным пивом. В XX и XXI веках в Германии славилось баварское, но швабское пиво в XII веке оказалось ничуть не хуже.