Крестоносец
Шрифт:
— Тот факт, что этот Палеолог сумел разгромить Давлет-хана в полевом сражении и взять почти без потерь Азак по-твоему тоже случайность?
— Да. У Азака Всевышний мог и не ответить на их молитву. А у Гоголя была сущая глупость. Давлет-хан явно не привык воевать. Разбойник, предводитель разбойников. Там нужно было просто обойти укрепившихся урусов и ударить по ним с тыла. А он пытался атаковать в лоб.
— Задним умом все крепки.
— Да отец, — тихо ответил Селим.
— Может быть ты знаешь, как выиграть
— Нет отец, — хмуро ответил Селим.
— Что же так? Как выиграть чужие проигранные битвы ты знаешь, а почему со своим не разобрался? Время подумать у тебя было.
— Я до сих пор не понимаю, из-за чего он выиграл.
— А ты что — не видел?
— Я был далеко. И…
— Что и?
— Мне показалось, что меня обманули и у него много орудий. Очень много. Он оседлал холм и стрелял из них оттуда. Картечью.
— Много? И сколько же? — усмехнулся Сулейман.
— Многие десятки орудий. Сотня, может быть даже больше.
— Михримах была в его лагере. И она видела своими глазами точное количество его орудий — шесть тюфяков и два кулеврины.
— Это невозможно!
— Думаешь, она меня обманывает?
— Эта шлюха? Она уже давно всех нас водит за нос! — процедил Селим. — Мне донесли, что она ведет переговоры много с кем и тебе отец стоило бы присмотреться к ней, потому что…
— ЧТО?! — рявкнул Сулейман, вскакивая. — Ты указываешь мне?
— Твоя дочь плетет заговоры против тебя!
— Да что ты говоришь!
— Она изменила своему мужу с этим гяуром! И прижила в грехе ребенка! Только за одно это ее нужно казнить! Она изменила твоему вернейшему слуге! Человеку, что отдал жизнь за тебя!
Сулейман промолчал, холодно глядя на сына.
— Она изменила тебе отец! Тварь! Шлюха! Из-за нее теперь все вокруг смеются над нами. Дескать, твоя дочь спит со всякими проезжими козопасами! Это позор! Несмываемый позор! Ее словам нельзя верить!
— В самом деле? — холодно спросил отец.
— Да! Мне доносили, что она в Трапезунде пыталась склонить Андреаса взять ее в жены и провозгласить себя новым Султаном.
Сулейман взял в руки чехол для письма, который лежал рядом с ним. Достал оттуда свиток. Развернул. И начал читать перехваченное письмо эмира Алеппо, которое адресовалось Селиму. Но из-за поражения в битве оказалось перехвачено.
Ничего особенно в этом письме не было. Кроме того, что самого Селима именовали Султаном, и подтверждали, будто бы Сулейман уже стар, выжил из ума и ради спасения великой державы его нужно устранить, как Селим и предлагал. И что эмир Алеппо во всем его поддержит.
Сын стоял бледным, слушая чтение. Но стоял и не дергался.
— Это ложь отец! Ложь и навет! — произнес он, когда чтение завершилось.
— В самом деле?
— Да!
— А вот эти письма мы купили у армянских торговцев, — кивнул он на небольшую стопку писем, лежавших
— Что это за письма? — стараясь сохранить самообладание поинтересовался сын.
— Письма эмира Алеппо, захваченные у тебя в лагере после разгрома.
— Это подделка!
— Да ты что?! Ты ведь даже не знаешь, что внутри. Или знаешь?
— Что может написать про меня Палеолог? Только гадости.
— Верно. — кивнул Сулейман мрачно. — Только гадости. Ты ведь всегда был благоразумен. Как ты так низко пал? Как ты решился на измену?
— Отец…
— Что отец? Ты предал меня! Нарушил мои планы! Поставил под удар сам факт существования великой державы, созданной нашими предками. И ради чего? Сын? Ради чего? Ты и так наследник! Мне немного лет осталось жить на этой земле. Зачем же так? Я не понимаю… просто не понимаю…
— Я верен тебе отец.
— Ответь мне, почему ты решился? Почему в час высочайшего напряжения сил ты предал меня? Чем я заслужил это?
Селим промолчал.
Он просто потупил взор и молчал, бледный как полотно.
Сулейман сделал жест и в помещение вошло несколько мужчин в черной одежде. Встали за спиной Селима.
Мгновение.
На его шею набросили удавку и начали душить.
Селим сопротивлялся.
Как мог сопротивлялся. Но, своевременно ударив под колени, его уронили на них. А потом, навалившись сверху, прижали к полу, где и закончили начатое.
Сулейман же все это время смотрел сыну в глаза.
Он помнил казнь своего старшего наследника — Мустафы. Его также убивали на его глазах. И теперь, смотря на труп Селима вспоминал тот день. Не прошло и шести лет, как он приказал казнить своего сына вновь. Это было ужасно. Но боль и обида от прочтенного в письмах не оставляла для него никаких вариантов.
У него оставался еще Баязид. Дерзкий младший сын, открыто поднявший против него бунт. Но Баязида можно было понять. Он хотел жить. Он хотел, чтобы его дети жили. И, видя старость отца и свою удаленность от престола, пытался хоть как-то спастись. Его можно было понять, а Селима — нет. У него было все. Ему оставалось подождать чуть-чуть. Год, два, может немногим больше. И он стал бы Султаном. Но нет. Не утерпел.
Из-за дверей раздались крики.
Сулейман поднял взор. Кивнул слуге, чтобы все выяснил. Через минуту он вернулся.
— Прибыла Михримах о Великий.
— Она одна.
— Нет. С ней идут янычары.
— Пусть войдут.
— Но…
— ПУСТЬ ВОЙДУТ! — рявкнул Сулейман, грозно сверкнув глазами. — А вы — свободны, — добавил он палачам.
Двери распахнулись.
И женщина забежав закричала в отчаянии:
— Нет! Отец! Зачем?!
— А он требовал твоей казни… — тихо и как-то по-философски ответил Султан.