Крестоносец
Шрифт:
Но через три недели после нашего первого урока стрельбы, в понедельник, произошел неприятный случай. Пока Изабель разговаривала с деревенскими жителями, мы с Андре на краю поселка упражнялись в том, что на полном скаку менялись лошадьми. Это занятие привлекло немало зевак, особенно детей, и мы с Андре изо всех сил старались их развлечь. Мы скакали галопом бок о бок, а потом Андре приподнимался в стременах, хватался за седло Панчо и запрыгивал позади меня. Тогда я дотягивался до жесткой гривы его лошади и прыгал в его седло. При хорошем исполнении этот трюк выглядел весьма забавно, и
После одной из попыток, занявшей чуть больше времени, чем обычно, один из деревенских мальчишек сказал, что «сеньорита» ушла в соседнюю деревню. Мы поскакали за Изабель, надеясь догнать ее раньше, чем она доберется до следующего селения.
Мы увидели ее, одолев едва ли не полпути: она сидела на лошади, не шевелясь, посреди замерзшего озера. По словам Андре, они купались здесь летом.
— А, моя нетерпеливая сестра решила хоть разок нас подождать, — сказал Андре.
Но Изабель не ждала. Спустившись к озеру, мы поняли, в чем дело. Под лучами утреннего солнца лед стал тоньше и от веса лошади и наездницы по нему поползли трещины. Изабель боялась, что, если она двинется с места, лед расколется.
Подъехав к озеру, Андре спрыгнул с лошади и бросился к сестре, но не успел ступить на лед, как я пришпорил Панчо и схватил кузена за плечо.
— Лед не выдержит твоего веса, — сказал я. — Ты провалишься, не успев до нее добраться. Я пойду сам.
Андре остановился в нерешительности и закрыл лицо стиснутыми кулаками. Затем отступил на берег. Я спешился, продолжая держать его за плечо, из страха, что он передумает.
— Сестра! — крикнул Андре. — Не двигайся! Франциско идет к тебе.
Я отдал Андре свой плащ, осторожно спустился вниз и на коленях пополз к Изабель. Поверх льда собралась холодная вода, и я мигом промочил перчатки и штаны на коленях и голенях. Подбираясь к Изабель, я разговаривал с ней, уверяя, что все будет хорошо и что лед выдержит. Когда нас разделяло шагов десять, я велел ей медленно спуститься с лошади и лечь на живот. Она перекинула обе ноги на бок Фласито, но боялась отпустить поводья и ступить на лед.
— Он выдержит, — убеждал я, пока она сползала по боку лошади и неуверенно вставала на лед.
И тут с дальнего конца озера раздался жуткий звук. Поначалу я услышал лишь едва различимый рокот, но постепенно он перерос в тяжкое громыхание, доносившееся из темной пучины, — звук был похож на скрип открывающейся двери каменной церкви, в которую очень долго никто не входил.
Затем лед раскололся. Огромная трещина с дальней стороны озера бежала прямо к Изабель. Девушка стояла неподвижно на прочном льду, который вскоре должен был исчезнуть. Ее лицо побелело от страха, она умоляюще взглянула на меня, словно я мог что-то изменить.
Лед раскалывался все быстрей, и вот трещина очутилась уже почти у ног Изабель. На мгновение все стихло, словно лед не решался расколоться, потом трещина двинулась к другой стороне озера. Наступило кратковременное затишье.
Андре, радуясь мимолетной передышке, закричал с берега:
— Мы спасены, спасены!
Тут-то
Меня манила леденящая чернота озера. Или то была сама смерть? Я подполз к краю и скользнул в черную дыру. Вода обожгла меня так, что я едва мог дышать. Я забил ногами, чтобы удержаться на плаву, и взглянул на голубое небо и скользящие по нему бескровные, равнодушные, безмятежные облака. Подтянув колени к животу, я сложил руки и нырнул в мрачные воды.
Едва нырнув, я открыл глаза, но вокруг было черным-черно. Я оставался под водой столько, на сколько хватило воздуха в легких, потом, не найдя Изабель, вынырнул на поверхность. Лошадь Изабель вынырнула рядом со мной: она молотила передними копытами по кромке льда, и полынья становилась все больше. Андре каким-то образом сумел добраться до края этой полыньи и выкрикивал что-то дикое и невразумительное.
Я сделал глубокий вдох и снова нырнул. Сильно взмахивая руками, я все глубже уходил под воду — а озеро оказалось на удивление глубоким. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы достичь дна. Я плавал под водой кругами, пытаясь обыскать как можно больше, и по-прежнему ничего не видел.
Я водил руками, как слепой, но ничего не мог нащупать. Изабель нигде не было.
Я медленно выдохнул остатки воздуха. Пронзительная боль сдавила мне грудь и спину, словно меня зажали в тиски. Но, несмотря на это, я не хотел всплывать. Как я вернусь, как посмотрю в глаза барону Корреа и скажу ему, что дочь его мертва? Разве могу я принести эту страшную весть в дом Корреа?
Боль понемногу отступила, словно кто-то ослабил тиски, и, несмотря на мрачные мысли, меня охватило странное ощущение покоя. Я так устал. Эта ледяная могила казалась хорошим местом упокоения.
Я подумал: «Интересно, где нас с Изабель найдут, когда весной растает лед?» Возможно, мы окажемся рядом, почти прикасаясь друг к другу. Я слышал биение собственного сердца в тихой пустоте черной дыры, видел себя, покачивающегося в ледяной воде, которая все сильнее высасывала тепло из моего тела. Испытывал ли мой брат нечто подобное, когда тонул в океане? И что, интересно, у Корреа сегодня на ужин?
Я вытянул руки вверх и тихо вздохнул, словно собирался лечь спать, совершенно добровольно отдаваясь на волю пучины. И тут моя правая рука наткнулась на что-то твердое. Я решил, что это кусок льда, опускавшийся под воду, но, когда поднял вторую руку, коснулся нежной лодыжки. Я нашел Изабель.
Видимо, солнце светило прямо над озером, потому что когда я подтянул Изабель к себе, то отчетливо увидел ее лицо. Глаза ее были закрыты, светлые волосы обрамляли лицо, кожа напоминала фарфор — гладкая, как у фигуры Христа, висевшей на стене моей комнаты в поместье Корреа. Она была прекрасна.