Крестопереносец
Шрифт:
Огонек горел еле-еле и как-то нехотя. Постоянно дергался и прыгал, намереваясь погаснуть. Но для того что бы проверить сквозняковую теорию – вполне годился. По результатам теста определились и были отмечены всего четыре безсквозняковых дырки. Что было ровно на три больше, нежели хотелось.
Теперь, первым полез крестоносец. Будучи хорошо защищенным доспехом, Константин просто не замечал понатыканных всюду ядовитых шипов и обошлось без потерь.
В конце тоннеля обнаружился небольшой, но тяжеленький сундучок, обитый металлическими полосами. С огромным,
С трудом вытащив сундучок, Константин поручил Пендалю вскрыть замок, и пополз во второй отмеченный проход.
Буквально метров через пять, наткнулся на мертвое, ссохшееся тело. Лежащее ногами к выходу. Следовательно, человек полз в том же направлении, что и рыцарь, и скорее всего с аналогичными целями. Полз-полз, и умер. А раз тело до сих пор отсюда не выбросили – тоннелем не пользуются. Значит, можно переходить к следующему лазу.
Третий тоннель перегораживал обвал.
Вся надежда оставалась только на четвертый. Но и тут барона ждало разочарование. Тоннель все время шел вниз под приличным углом, и закончился глубоким колодцем, на дне которого угадывалась вода.
Полбу вылез назад, понаблюдал за тем как вспотевший слуга мается с гигантским замком, и полез туда, где нашел труп.
Выволок тело, рассмотрел. Пятнистого комбинезона нет. Обычная крестьянская одежда. Разве что пояс интересный, с множеством кармашков, мешочков и подвязанных пузырьков.
Батюшка вгляделся и опознал одного из крестьян, пропавшего из соседней деревни года четыре назад. Тело, теперь уже со всем возможным почтением оттащили в уголок. Отец Ставросий, повинуясь долгу священнослужителя, вызвался провести комплекс противосатанинских мероприятий – сиречь помолиться о душе усопшего.
– Есть!!! – внезапно заорал Пажопье заглушая клацнувшую дужку замка. – Ваша милость, получилось!
Константин подошел и заглянул в распахнутый сундучок. Тот был полон металлических пластинок с закругленными краями, с буковками, расположенными в пять строк, и продетыми в маленькие дырочки тонкими цепочками.
– И что это? – спросил он как бы сам себя.
– Разрешите, я посмотрю… - Пендаль схватил пригоршню пластинок и стал читать.
– Маквилин. Джон П. Цифры… Римские буквы. Иллюминат… Так, второй. Смоут. Ронни Ф. Цифры… Арабские и римские… Фансигар… Третий… Линквуд. Грегор С. Цифры… Саентолог…
И в таком духе прочие жетоны.
Батюшка, кончивший обряд, подошел, взял один из жетонов, всмотрелся… Глаза его расширились, он отбросил от себя пластинку, как нечто непередаваемо гадкое, и возможно, ядовитое.
– Это мерзость! Мерзость пред ликом Господа! Спрячьте! Закройте, и более не прикасайтесь!
– Что это, отче? – тихо спросил рыцарь.
– Жетоны Призыва продавших свои бессмертные души. Я слышал о таких, от Кондратия и слышал. Они теперь навеки прокляты, страдают и корчатся в преисподней, желая лишь одного – выбраться и отмстить всем живым за свой же проступок! Сектанты! – последнее слово Ставросий прямо выплюнул. – И эти вот жетоны – для того чтобы призвать
Спорить с ним никто не стал. Религия сказала – надо, рыцарство ответило – есть. А слуг и колобков вообще не спрашивают.
– Сюда мы еще, Господь сподобит, наведаемся… - сказал Ставросий. – Тело нужно забрать, перезахоронить. Да и вообще… Очистить.
И полез следом за крестоносцем, уже нырнувшим в зев очищенного от трупа провала.
За священником прыгнул Фофан.
А Пендаль задержался ровно настолько, чтобы найти отброшенный батюшкой жетон и снять с тела незадачливого крестьянина чудо-пояс.
…
Девушки аукались и перекликались.
Лукошки почти полные грибов и туески, набитые ягодами, намекали на скорое возвращение домой. Да и день подходил к полудню, а значит пора. Дома, в деревне, нужно помогать матерям и старшим сестрам, дел у крестьян и крестьянок летом - полно.
Шесть подруг уже собрались на полянке, а вот седьмой, самой младшей, лишь недавно допущенной в их компанию, не было. Хотя, периодически, слышалось ее тоненькое «Ау», постепенно приближающееся к оговоренному месту сбора.
Девушки расселись на полянке и дожидаясь односельчанку болтали обо всем на свете.
О грибах, парнях, ягодах, парнях, родителях, парнях, коровах, парнях и о… парнях. Этими темами, собственно, кругозор крестьянских девушек и ограничивался.
– А вот вчерась, когда я вечером по воду шла, ко мне Сенька подошел!
– Да ну! Сам Сенька?
– Не может того быть, он же с Ляйкой гуляет!
– Вот те крест, подошел!
– И ты чаго?
– А я вроде, как и не заметила, и пошла себе дальше!
– А он чаго?
– А он… а он, вроде как ему все равно. И тоже дальше пошел.
– Так это же разве считается, что подошел?
– Ой, да много ты понимаешь! Мне сестра сказала, что хотел он заговорить, да не решился, побоялся.
– Да ты вроде, не шибко страшная.
– Тьфу на тебя!
– Кто? Сенька побоялся? Еще скажи застеснялся. Ха-ха! Это же не Тепка. А Сенька, он ух! Первый парень!
– Да и Тепка, тоже ничего…
– Был ничаго, а щас уже чаго. Говорят, встретил он в лесу что-то злое, еле ноги унес. Таперича вот и боится всего.
– Да чаго тут бояться? Ежели на Волчьи Заделы, да к Озеру Яги не ходить, то…
– Агась, а Тепка?
– А что Тепка? Знамо дело, заколдовали его.
– Кто?
– А я почем знаю?
– Дык ведь говоришь.
– Да кому он нужен, заколдовывать? Не заколдовывают простых людей, енто токмо дружинников да героев.
– Говорю, мне это Милька говорила, когда мы у ее коровы роды принимали.
– Милька – дура!
– Дура, не дура, а в травах разбирается, у самой бабы…