Крестовый поход против Грааля
Шрифт:
Некогда на утесах Фуа барды, гости вождя готов Аркантуаса, пели кельтские и иберийские героические песни, подыгрывая себе на лирах, изготовленных по греческому образцу. А в двенадцатом столетии романские трубадуры, страдающие от недостатка денег или угнетенные любовной тоской, неизменно встречали там радушный прием.
У Рожера-Бернарда Первого, графа Фуа (ум. 1188) и его супруги Цецилии из Каркассона было четверо детей: сын Раймон-Рожер (Раймон Друт трубадуров) и три дочери. Одна из них носила имя своей матери, другую звали Эсклармондой, имя третьей нам неизвестно.
Раймон-Рожер сопровождал французского короля Филиппа-Августа и Ричарда Львиное Сердце в Святую Землю. Вернувшись оттуда, он стал обладателем наследства, доставшегося ему от
Почти все вассалы графа были «сыновьями Луны», или «сыновьями Белиссены», как они еще назывались. Они возводили свое происхождение к богине луны Белиссене, кельтиберийской Астарте. На своих щитах они носили изображения луны, рыбы и башни, символизирующие соответственно богиню луны, солярного бога и рыцарскую власть.
Пьер-Рожер был как раз таким сыном Белиссены. Его замок стоял в Мирпуа (Mirapiscem — «любуйся рыбой»). Из своей «башни» (так назывался его замок) он мог следить за «рыбками», плещущимися в кристально чистых водах Херса, извивавшегося по склонам величественного пика Святого Варфоломея, и наблюдать на востоке «лунный серп», восходящий над лесом Белены. В дохристианские времена его город носил название Beli Cartha («лунный город»). По всей видимости, он был основан финикийцами, добывавшими золото и серебро вблизи Пиренеев.
Едва ли имелся в графстве Фуа замок, не принадлежащий сыновьям Белиссены. К ним относились прежде всего бароны де Вердюн, чьи домены, лежащие в горных ущельях, не уступали по размерам их владениям на земле, а по красоте даже превосходили последние. Чудесные известняковые пещеры Орнольяк и Вердун длиной более километра прорезали Арьежские горы, которые на протяжении семи столетий принадлежали господам де Вердюн,
Часть долины Арьежа называлась Сабарте (по имени церкви Святого Сабарте, где, по преданию, Богоматерь предсказала Карлу Великому победу над сарацинами). Сабарте охранялась двумя городами, принадлежавшими графам Фуа: Тарасконом, который долгое время был опорным пунктом мавров, отражавших нападения войск Карла Великого, и Аксом, чьи горячие источники были известны своей целебной силой уже финикийским купцам, греческим колонистам и римским завоевателям.
С баронами де Вердюн владение Сабарте делили между собой в качестве вассалов дома Фуа бароны де Лордат, Арнав и Рабат. На скалах, достигающих тысячеметровой высоты, подобно орлиным гнездам возвышались замки Лордат, Каламэ и Мирамон.
На северной стороне массива Святого Варфоломея, в Ольме (Долине вязов) Пейротта и Перелья воздвигли свои замки Монсегюр, Перелья и Рокафиссада, один укрепленнее другого. Рамон Перелья вместе с графами Фуа был господином Монсегюра.
Из этой крепости опальные трубадуры, дамы и рыцари должны были наблюдать предпринятый против них крестовый поход. В ходе него сотни тысяч их братьев, которые не смогли найти себе убежища в надежной крепости, были возведены на костер или замурованы в подземных темницах. Монсегюр в переводе означает «Надежная гора»…
Надежней мест, чем Мунсальвеш, Нигде вам не найти {38} . Вольфрам фон ЭшенбахСыновья Белиссены проживали не только в графстве Фуа. В качестве вассалов графов Тулузских и виконтов Каркассона они были рассеяны по всему Лангедоку: в Кастре, Терме, Фанжо, Монреале, Сайссаке и Отполе. Замки господ Сайссак, Каб-Аре и Отполь лежали в непроходимых лесах Черных гор, с вершин которых можно было видеть все пятьдесят башен Каркассонского Ситэ.
Эрменгарда из Сайссака (прозванная
Пейре Видаль, «моливший о любви всех знаменитых женщин», не смог устоять и перед Лобой. Но на этот раз он по уши влюбился в свою даму. Лоба же ни разу не прислушалась к вежливым речам и завлекательным песням трубадура. Его роскошные лошади, богатое вооружение, императорский трон и походная кровать также не производили на нее ни малейшего впечатления. Тогда Пейре Видаль попытался еще одним способом привлечь внимание Лобы. Он прикрепил к своим доспехам волчью голову и стал прогуливаться взад и вперед вдоль замка Волчицы. Но это не помогло.
Любовь делает изобретательным. Так как маневр с волчьей головой потерпел неудачу, трубадур надел на себя настоящую волчью шкуру и стал беспокоить по ночам пастухов и стада донны Лобы. Однажды ночью его поймали пастухи, которые устроили собачью охоту на дикого волка. Собаки, щелкая зубами, набросились на мнимого Изегрима {39} . С трудом удалось пастухам, которые были немало удивлены, услышав от волка крики о помощи, привести в себя изнемогающего от ран и истекающего кровью трубадура. Они принесли его в замок Лобы. Но это и было нужно хитрому Пейре Видалю, здоровье которого в Каб-Аре пошло на поправку.
Мишель де ла Тур не лгал, когда говорил, что все дамы обманывали Пейре Видаля. Лоба изменяла ему с Раймоном Другом, инфантом Фуа.
Аймерик, который «прекращал заботы трубадуров хорошим конем, упряжью и одеждой», был господином Монреаля, небольшого города, находящегося на расстоянии половины пути между Каркассоном и Фуа. Он также был «сыном луны». Его сестрой была Геральда, прославленная правительница замка Лавор. Любой трубадур или нищий мог надеяться на гостеприимный прием в ее замке и покидал его, снабженный деньгами на дорогу. «Геральда была благороднейшей и добрейшей среди всех романских дам», — сообщает нам хронист. Во время крестового похода ей пришлось претерпеть ужасную смерть. Как архиеретичка она была брошена в колодец и забита камнями.
Лаворский замок… Двор порос травой. Плющ царствует вокруг. Повсюду запустенье… Средь зелени ветвей белеют костяки — Тела погибших преданы забвенью. Над черными развалинами замка Витают тени птиц — стервятники при деле. А выше плачет пасмурное небо — И слезы капают. Иного вы хотели? Свидетельница сказочных времен, Качаясь, у колодца стоит липа. Холодный ветер дует за углом И листья падают. Вокруг ужасно тихо… Колодец боле не дает воды, Кустарником порос и лопухами. А балюстраду волчцы оплели И смотрят вниз бездумными очами. К колодцу прислонясь, стоит седой певец. И песнь его, как плач, летит уныло Туда, где обрела Геральда своей венец, Где в мрачной глубине нашла она могилу. Ленау Н. «Альбигойцы»