Крейсер «Очаков»
Шрифт:
Более точная причина: как и в Константинополе (Галлиполи), правительство Франции хотело как можно скорее избавиться от Русской армии. Ибо правящие круги Антанты под давлением еврейских банкиров Уолл-стрита вступили в тайное соглашение с большевиками о торговле и сотрудничестве (это была главная причина нэпа в 1921 г.).
В оплату снабжения эвакуировавшейся русской армии французы конфисковали все ценности, вывезенные Врангелем из Крыма, личные счета офицеров в иностранных банках, и, разумеется, приглянувшиеся суда как в Константинополе, так и в Бизерте. В счет этого русских снабжали
Но материальные трудности преодолевались дисциплиной, взаимовыручкой, православным чувством братства и единой судьбы. И конечно — чувством долга перед Россией, мыслью об освобождении России. Матросы и офицеры продолжали поддерживать боевое состояние своих кораблей, они не сомневались, что скоро возобновится борьба с большевицкими оккупантами. На кораблях, как положено, поднимались флаг, гюйс, проводились учения, были организованы артиллерийские, штурманские курсы, курсы подводного плавания.
Офицеры воссоздали в Бизерте Морской корпус, классы которого в 1921 г. разместили на горе Кебир, в трех километрах от центра Бизерты, в старом форте. Рядом разбили лагерь для персонала и складов. Началась подготовка младших офицеров и гардемаринов. Под руководством директора училища адмирала А. Герасимова программы занятий были преобразованы для подготовки воспитанников в высшие учебные заведения во Франции и в других странах. Однако директор подчеркивал, что они «готовились стать полезными деятелями для возрождении России». (Морской корпус просуществовал до мая 1925 года.)
Помимо этого, русская эскадра сохраняла культурный уровень своей жизни: читали лекции на самые разные темы, ставили самодеятельные спектакли, создали хор, библиотеку, на "Георгии Победоносце" была открыта школа, где преподавали адмиралы, генералы, ученые. В ней дети получали полный гимназический курс, точно как в России. С 1921 по 1923 гг. под руководством капитана 2-го ранга и историка флота Н. А. Монастырева выходил машинописный "Бизертинский морской сборник".
Разумеется, в эскадре постоянно служило духовенство под руководством о. Георгия Спасского, который был до революции законоучителем в Севастопольском Морском кадетском корпусе, а с 1917 г. — главным священником Черноморского флота (по предложению вице-адмирала А.В. Колчака). В Бизерте он устроил воскресную школу для детей.
В октябре 1922 г. морской префект Бизерты получил приказание сократить личный состав Русской эскадры до 200 человек. Это было равносильно ликвидации. Начались переговоры, длившиеся несколько дней, которые закончились тем, что было разрешено оставить 348 человек. Командующему пришлось согласиться, хотя он не терял надежды увеличить это число путем ходатайства через Париж. 7 ноября было назначено списание, причем, морской префект настаивал на скорейшем проведении этой меры. По этому поводу командующий Беренс отдал приказы о списании на берег в семь устроенных лагерей, дав «следующие советы на основании бывших случаев»:
«1) По приходе в лагерь сразу завести свои строгие
2) При уходе на работы, придется встретиться с недоброжелательством евреев и итальянцев, старающихся бойкотировать русских и ведущих против них агитацию. Боритесь с ними их же оружием, то есть, сплоченностью и солидарностью. Поддерживайте друг друга. Нашедший хорошее место, старайся пристроить своих. Держитесь друг друга, так как в единении сила.
3) Не верьте всяким слухам о возможности массовой отправки в славянские и другие страны. Когда такая возможность представится, все будут оповещены официально мною или штабом. Пока для поездки туда требуется личная виза».
Не все гражданские лица могли вынести жизнь в лагере. Поэтому в плавучее общежитие переоборудовали броненосец "Георгий Победоносец", где поселили семейных моряков старших возрастов. Остальных разместили в лагерях под Бизертой. Остававшиеся на кораблях моряки продолжали нести свою, теперь вдвойне нелегкую, службу. Надо было содержать в порядке вооружение, механизмы, машины. Это приходилось делать офицерам, ибо матросов не хватало. Надлежало проводить учения по боевой подготовке, осуществлять текущий и доковый ремонт.
Морякам в Бизерте французами выплачивалось символическое жалование от 10 франков — для рядового матроса, до 21 франка для командира судна в звании капитана 1-го ранга.
Однако Русская эскадра жила строгим распорядком дня и сумела обеспечить достаточно высокое медицинское обслуживание не только своей колонии, но и местного населения. До осени 1922 г. на морском транспорте "Добыча" действовала операционная. Для помощи заболевшим и временно потерявшим трудоспособность создали больничную кассу.
Ширинская рассказывает: «В поисках средств для существования почти все прибывшие соотечественники оказались в равном положении, невзирая на чины или образование. Только врачи могли надеяться на работу по специальности. Престарелый генерал Завалишин просил место сторожа или садовника. Генерал Попов, инженер-механик, как и двадцатилетний матрос Никитенко, искали место механика. Алмазов, который когда-то готовил докторскую степень по международному праву в Париже, был готов выполнять обязанности писаря. Моя мама, как и многие дамы, подрабатывала дома, штопая одежду, стирала и гладила белье. Мария Аполлоновна Кульстрем, вдова бывшего градоначальника Севастополя, ходила по домам штопать белье. Все ее дни были разобраны между французскими видными семьями города.».
Добросовестность русских людей, готовность довольствоваться скромным были оценены окружающим их разнородным обществом, в том числе в тунисской деревне, где русские работали землемерами или надзирателями, строили дороги. Вечерами эмигранты собирались вместе, вспоминали о навсегда ушедших временах, беззаботных днях жизни на родине. За горькой повседневностью действительности, по словам А. Ширинской, вставали облики милого прошлого: новогодние и пасхальные визиты, целование рук. «Отчасти в первые годы мы еще жили в мiре, который навсегда покинули, и, возможно, это именно помогло нам».