Криабал. Апофеоз
Шрифт:
И нужно постоянно помнить, кто ты есть. Тело диктует разуму поведение. Человеческим мыслям привычно в человеческом мозге и очень неуютно в мозге насекомого.
Хотя какой там вообще мозг? Нет у них мозга. Только цепь ганглий. Расслабься ненадолго, позволь телу себя вести – и оглянуться не успеешь, как начнешь счастливо сосать нектар.
Но и противиться тоже нельзя. Слишком огромна разница между приматом и чешуекрылым. У человека нет нужных навыков, инстинктов. Крылья. Шесть лап. Совершенно другой спектр чувств. Принципиально иная физиология. Оставаясь самим собой,
Поэтому нужно выдерживать баланс. Стать бабочкой не только снаружи, но и внутри – вплоть до инстинктов. Но при этом ни на секунду не забывать, что ты человек и волшебник. Повторять себе это мысленно или вслух. Поступать разумно, совершать хотя бы изредка нехарактерные для животного поступки.
Сложно.
Но когда Танзен приземлился на шишечника, стало еще сложнее. Все так же в мгновение ока он принял форму № 79 (сметанный элементаль).
Именно сметанный. Танзен ужасно гордился этой своей находкой. Заполучить в коллекцию такую форму было непросто, но с его помощью он сумел снять матрицы с нескольких очень непростых созданий.
Оказавшись вдруг накрыт парой валунов жирной густой сметаны, шишечник страшно перепугался. Вскочил на все четыре лапы, задергался – но Танзен держал его прочно. Сдавливал со всех сторон вязкими объятиями, становился все гуще и жирнее.
Мысли его тоже стали жирными, вязкими. Ведь он превратился уже даже не в насекомое, а просто в ожившую сметану. Очень много ожившей сметаны.
Как себя при этом чувствуешь, объяснить невозможно – нету в людских языках таких слов.
Обычная сметана шишечника бы не удержала. Это же не клей, не смола. Но сметанный элементаль – это не обычная сметана. Это разумная, очень волшебная субстанция. Ее свойства варьируются по воле самого элементаля.
В определенных пределах, разумеется.
Буквально утопив шишечника в сметане, Танзен выждал еще минуту-другую. И когда тот окончательно перестал дергаться – активировал парализующие чары.
Этому в институте Метаморфозис уже не учат. Но слишком узкая специализация – тоже нехорошо. Все посещают факультативы, все овладевают хотя бы парочкой заклятий из других областей. На пятом году обучения Танзен взял курс в Монстрамине и выучил несколько обездвиживающих заклятий.
Обычный паралич в данном случае не годится. Зверь должен быть в полном сознании, иначе матрица выйдет неточной. Ведь метаморфу нужно получить не только внешнюю оболочку. Нужен слепок разума, характера. Повадки животного, инстинкты, восприятие. Это необходимо, чтобы уверенно чувствовать себя в другом обличье.
Форма, скопированная только внешне, подобна слишком просторным доспехам. Носить можно, сражаться нельзя.
И это еще не все. Чем сильнее объект отличается от тебя самого, тем труднее снять матрицу. Значение имеет каждая деталь – объем, масса, химический и астральный состав, таксон, даже пол и возраст. И чем больше матриц в твоей копилке, тем тяжелее даются новые, так что добавлять всех, кого встретишь – не самая умная стратегия. Старые-то просто так не забудешь, волшебная память – штука упрямая.
Обездвижив
Так оно и вышло. Вместе с наставником практикант тщательно и скрупулезно вошел в ауру зверя, погрузился в его астральное тело и вобрал в себя каждый гран, каждую крохотную частичку.
Принял шишечника.
Понял шишечника.
Сам стал шишечником.
– Контрольное превращение, – скомандовал Танзен по завершении.
Практикант напрягся, надулся и принялся расширяться во все стороны. Опустился на четвереньки, обращая руки и ноги парой коротких лап, покрылся жесткой роговой чешуей, выпустил сзади длинный толстый хвост. Лицо удлинилось, становясь звериной мордой, а из пасти невольно высунулся длиннющий, с непривычки плохо контролируемый язык.
Поскольку матрица снималась как есть, шишечник-практикант оказался таким же «кустообразным», как оригинал. Из щелей меж чешуями торчали ветви, листья, розовые цветы.
– Удовлетворительно, – кивнул Танзен, критически осмотрев результат.
Сам он тоже совершил контрольное превращение. Правда, в отличие от практиканта, в новую форму переметнулся за долю секунды, быстро проверил работу органов, ненадолго отдался звериным инстинктам и тут же вернулся в форму № 50 (сорокалетний человек). В этой форме он находился обычно.
– Возвращаемся, – сказал он практиканту.
Тот еще не до конца стал человеком. Язык не помещался во рту, свисая аж до ключиц, а сзади по-прежнему выпирал здоровенный хвост. Но где-то через полминуты практикант вернул все на место, обретя форму № 0.
– Это у меня теперь уже пятая форма, мэтр! – счастливо поделился он. – Пятая! А у вас она какая по счету? Или вы уже не считаете?
– Считаю, разумеется. Все считают. Это будет форма № 99.
– Девяносто девятая?! – изумленно ахнул практикант. – Мэтр, у вас уже девяносто девять форм?! А следующая – сотая?!
– Да, юбилейная. Ее я хочу подобрать какую-нибудь особенную…
Танзен чуть улыбнулся, окидывая свою коллекцию мысленным взором. Большая, богатая коллекция. Почти полвека Танзен ее собирал. Люди и нелюди, позвоночные и беспозвоночные, демоны и нежить, элементали и неодушевленные предметы. Большинство форм – в общем-то, заурядные, а некоторые так вовсе бесполезные, непонятно зачем присоединенные… но есть и очень редкие, получить которые было действительно сложно.
Особенно Танзен гордился формами № 84, № 85 и № 86. То был плодотворный год.
– На сегодня закончили, – сказал он практиканту. – Практическое занятие зачтено. Напомнишь, когда вернемся, проставить в журнал.
Обратно шли пешком. Танзен мог довезти их в форме № 2 или № 35, но торопиться было некуда. Они и на охоту-то отправились, потому что надоело сидеть в четырех стенах, ожидая, когда Оркатти наткнется на след.
И едва Танзен об этом подумал, как висок словно царапнуло парой коготков.