Криасморский договор. Плата за верность
Шрифт:
Быть может, это письмо спасет их всех.
Он торопливо обогнул кузницу, проигнорировав любопытные взгляды подмастерьев, чертыхнулся, вступив в глубокую лужу, и направился в сторону казарм. Новости из Ваг Рана предназначались только для Сотницы.
Артанна нар Толл сидела за общим столом в компании нескольких угрюмых бойцов. Веззам знал, о чем они думали: скорбели о погибших товарищах и утраченном доме, жаждали мести и тихо бесились от невозможности ее совершить. Но молчали, зная, что Артанна страдала не меньше них. Будь ее воля, они бы давно покинули Эллисдор в поисках авантюры, сулящей хороший
Артанна подняла на взволнованного помощника печальные серые глаза и поприветствовала его слабым взмахом руки.
– На тебе лица нет, – констатировала она. – Что стряслось?
Дрожащей рукой Веззам протянул письмо:
– Пришло сегодня утром.
– От кого?
– Ты не поверишь, – шепнул он. – Читай.
Артанна с безразличным видом приняла послание, но, узнав герб одного из Домов, входивших в правящий совет Ваг Рана, вмиг помрачнела.
– Быть такого не может…
– Ага, – кивнул Веззам. – Я не открывал.
– И я не хочу.
Трудно было ее винить. Последняя весточка, которую Артанна получила с родины, возвещала о том, что ее семья – один из величайших Домов страны – была уничтожена по обвинению в измене. Сама Артанна избежала казни лишь чудом. С тех пор с родины не пришло ни строчки.
– Там может быть что угодно, – настаивал Веззам.
Артанна вышла из-за стола и поманила его за собой.
– Вот именно! – понизив голос, проговорила командир, перейдя на вагранийское наречие. – Хватит с меня их интриг. Не хочу иметь с Ваг Раном ничего общего.
– Но что, если в этом письме нечто действительно важное?
Сотница смерила Второго тяжелым взглядом и ничего не ответила. Веззам отлично помнил, с какой ненавистью она отзывалась о Шано Оддэ – советниках, отдавших тот роковой приказ.
– Пожалуйста, – взмолился Веззам.
Второй видел внутреннюю борьбу, отразившуюся на лице Сотницы. Артанна многое пережила, но боль и непонимание, связанные с потерей семьи и невозможностью вернуться домой, терзали ее сильнее всего. Веззам знал это и оттого чувствовал себя гадко, заставляя командира ворошить дурное прошлое.
– Ладно, – вздохнула женщина и сломала печать. – Будь что будет.
Она долго изучала текст, вспоминая письменность, которой не пользовалась уже много лет. Закончив читать, Артанна резко бросила бумагу в ближайший костер.
– Что там было? – Веззам наблюдал над корчившимся в агонии листом.
– Один из членов Шано Оддэ ищет встречи. Заливар нар Данш.
– И?
– Он ее не найдет.
1.2 Миссолен
Домовое Святилище в поместье Деватонов не уступало великолепием храмам священного Агарана. Резные скамьи из дорогих пород дерева, золотая и серебряная утварь, ослепительной красоты витражи из гацонского стекла, статуи – все это было призвано заставить грешника благоговеть не только перед величием господним, но и перед богатством Дома Деватон.
И оттого Демос еще сильнее ненавидел это место.
В Амеллоне, где он провел большую часть жизни, – еще до того момента, как роковой пожар унес
«И Великим наставником, – подумал он. – Нужно же время от времени тешить самолюбие его церковнейшества».
Демос поднял глаза наверх: окутанные дымкой тонкие колонны тянулись к небу, из стрельчатых окон лился разноцветный свет. Он сидел на передней скамье, рассеянно перелистывая страницы Священной книги, тексты которой знал наизусть. Демос презирал двуличность, свойственную большинству церковников, и сомневался в существовании бога, но был достаточно осмотрителен, чтобы держать неугодные мысли при себе.
«Нет уж, к моим откровениям мир покамест не готов».
Потому Демос старательно посещал молебны, жертвовал крупные суммы и даже ходил на исповедь, хотя не открывал перед наставниками душу, каждый раз придумывая убедительные грешки. Меньше всего ему сейчас были нужны лишние проблемы с Великим наставником Ладарием.
«С учетом моей недавней находки, от дела, в котором были замешаны мой венценосный дядюшка Маргий и предыдущий канцлер, теперь вполне отчетливо пахнет церковными благовониями. Я мог бы восстать против любого Дома, любого правителя… Но не против Эклузума и его главы».
От тяжелого аромата, источаемого курильней, шумело в голове. Заунывные песнопения проносились эхом по нефу храма. Демос лишь открывал рот, не издавая ни звука – незачем позориться, когда через проход, буквально в десяти шагах, дочь короля Энриге Гацонского возносила молитву голосом дивной красоты. Чистоте пения леди Виттории мог позавидовать любой театральный кастрат, и Демос был вынужден признаться, что искренне наслаждался редкой возможностью приобщиться к прекрасному.
«В бездну Витторию! Еще будет время придумать, чем развлечь нашу знатную гостью».
Куда больше его сейчас занимали последствия Вселенского суда. Из всех очевидных кандидатов на трон теперь оставался лишь Демос.
«Но почему, думая об этом, я чувствую лишь тревогу? Ладарий не мог устроить всю эту шумиху лишь затем, чтобы меня возвысить. Имей он на меня планы, предпринял бы шаги в этом направлении заранее. Или я все еще что-то упускаю?»
Погруженный в размышления, канцлер не сразу заметил, что служба закончилась и люди начали покидать храм. Демос закрыл Священную книгу и, крякнув, поднялся на ноги, опираясь на трость. Выйдя в проход между рядами сидений, он столкнулся с одной из служанок Виттории. Девушка ойкнула и выпустила из рук шаль.
Канцлер наклонился, едва сдержал ругательство, когда его застал врасплох прострел в спину, поднял кусок светло-голубого шелка и подал застывшей в ожидании даме. Служанка скомкала в руках край шали, поклонилась и прошептала:
– Кажется, вы что-то уронили, ваша светлость.
– Я не…
Демос проследил за ее взглядом и увидел маленький клочок бумаги, притаившийся возле скамейки. Не задавая вопросов, он быстро поднял его и затолкал под рукав. Девушка же поспешила присоединиться к свите госпожи и стремительно покинула зал. Лишь на пороге она обернулась и слегка кивнула канцлеру.