Крик безмолвия (записки генерала)
Шрифт:
— Вот это и есть ответ, —сказал Гришанов. — Умом ее не понять. И не только ее, а всех русских.
— Твой там с ума сходит, — шепнула на ухо Валерия Г ригорьевна Ольге.
Геннадий Иванович явно сожалел, что Ольга уходит. Она увидела его лицо задумчивым, даже грустным. Ей показалось, что он был недоволен тем, что она вновь появилась в его кабинете, когда у него были другие. А он думал о внезапно происшедшем событии, злился на себя, не знал как объясниться с ней. Боялся ее и своих признаний, которых он уже не мог удержать в себе.
— Валерия Григорьевна, мои дорогие гости, — обратился он к
— Артисты заждались, —напомнила Валерия Григорьевна.
: —Да, да… Иду, иду… Извините.
Ольга повернулась к Василию, возмещавшем свое плохое настроение в нарочито грубоватом тоне при разговоре со всеми. Праздник превратился для него в ревностное наблюдение за своей женой и недовольство ей.
А она вопреки его гневным порывам как бы не замечала их, отдалась веселью, пытаясь разогнать набежавшие
на мужа посмурные тучи, даже заглянула в лицо, что ему очень нравилось. Она шутила в кругу сослуживцев, сдержанно смеялась, присоединялась к тосту, пробуя. сладковатое вино домашнего приготовления, кем-то принесенное, но все время с опаской посматривала на своего надутого супруга. Подвыпившая веселая компания принялась его тормошить, даже начала подтрунивать над ним. Вмешалась и Валерия Григорьевна в разговор с Василием, чтобы настроить его на праздничный лад.
Появившийся в это время у стола подвыпившей компании Геннадий Иванович, преднамеренно не приглашавший Ольгу танцевать, подошел к ней довольно близко сзади, так, что она его не видела.
Васенька, ну что вы право такой скучный сегодня и Ольгу держите все время на поводке, — говорила ему Валерия Григорьевна, заметив Гришанова.
— Что она собака? — стиснул свои рыжие зубы Василий.
— Собаки преданы человеку…
• — Больше чем жены, — продолжал Василий.
Грех вам так думать об Оленьке. Она у вас можно сказать святая. Вам повезло. А ее жизнь, не обижайтесь, мне все же представляется на поводке.
Улучив момент, Геннадий Иванович спросил у Ольги, довольна ли она вечером и совсем тихо почти на ухо сказал загадочные для нее слова:
Считайте меня своей собственностью.
— Как это? — не поняла она.
Ольга посмотрела на спорившего о чем-то с Валерией Григорьевной мужа и, опомнившись, успела только сказать Геннадию Ивановичу одно слово, сама толком не зная, что оно значит:
— Да.
Гришанов, словно не слышал, показал всем на часы — пора закругляться, — и тут же ушел, ни с кем не простившись, домой.
— О чем вы тут?.. — повернулась Ольга, взяв Василия под руку.
— О погоде, — скривился в кислой улыбке Василий вслед уходящей Валерии Григорьевне.
30
Свято место — пусто не бывает.
На освободившуюся должность секретаря крайкома рассматривалась кандидатура. А. Тарады. За короткое время он с совершенно отсутствующими качествами Партийного работника, продвинулся до заведующего отделом, а потом вдруг такое выдвижение, вызвавшее удивление не только среди бывалых крайкомовцев, но и все знавшие его в кабинетах и в курилках задавались вопросом: за какие такие
Еще как заведующий отделом, курировавший торговлей, Тарада представлял на бюро своего подчиненного для утверждения в должности, окружая себя нужными ему, преданными людьми.
Сергей Федорович любил задавать каверзные вопросы, чтобы ошарашить утверждаемого и удивить присутствующих своей эрудицией. Без этого он не мог. Игра на публику, впоследствии названной популизмом, — была и его слабостью.
— Кто был комиссаром у Чапаева? — спросил он протеже Тарады. Утверждаемый, еще молодой человек, стоял в растерянности, не мог назвать известного писателя, которого знает каждый школьник.
— Не знаешь? Тогда пусть скажет зав. отделом. Он тебя подобрал, ему и ответ держать. Если поможет, утвердим, не поможет, не взыщи.
Тарада’ встал во весь свой богатырский рост, улыбаясь, моргая глазами. Ему подсказывали как ученику в классе на уроке, но он так и не назвал Фурманова.
Угодливого и скользкого Тараду, постоянно сидевшего на диете, боровшегося безуспешно со своим грузным весом, но плавающего как рыба в воде в сфере торговли и обслуживания, среди дельцов, жуликов и особенно взяточников, можно было разоблачить значительно раньше, еще до того, как Медунов благословил его в секретари крайкома, а потом спровадил в Москву.
О нечистоплотности Тарады, снабжавшего элиту со складов и баз дефицитом, знали многие, с завистью поглядывая на его волшебную палочку — ручку. Было модно
и престижно избранным пользоваться посещением баз, магазинов с черного хода, со двора, но для этого нужен был звонок на базу или записка, как пропуск на запретную территорию. За ними и обращались к Тараде, просили, выпрашивали, унижались, благодарили. Холеный Тарада становился чиновником, занимавшимся среди дел крайко- мовской работой. Медунов это заметил и решил выдвинуть его. Оставлять в крае такого дельца, так много знавшего, было нельзя. Прием не нов, но безболезненный, устраивающий обе стороны. Выдвижение с повышением, да еще в Москву, вошло в практику перемещения кадров, когда надо было от кого-то избавиться, выставить из крайкома.
— Отпустим Тараду? — спросил Медунов.
— В Москву заместителем министра по кадрам. Собеседование в ЦК прошел, приказ подписан. Пленум крайкома в таких случаях ничего не решал. Оставалось только пожать плечами.
Тарада основательно готовился к переезду, не торопился. Загрузил машину кубанскими делкатесами: икрой, балыками, винами и коньяками. Дубленками и прочими товарами, презентами. Укрыв их плотным брезентом, отправил в Москву.
В Воронеже пост ГАИ, словно почуяв рыбные и коньячные запахи, задержал машину. Милиция, приподняв брезент, ахнула и замерла. Раздался звонок в Краснодар. Так и так, задержали… В грузовой машине столько товаров, что можно открывать в Воронеже целый гастроном или продавать с. колес. Что делать? Кто такой Тарада? Ему принадлежит весь этот груз. Доложили Сергею Федоровичу. Первый Воронежский почему-то не хотел сам звонить по «ВЧ» своему коллеге.