Крик Новорождённых
Шрифт:
— Как это может быть? — спросил один из мужчин, голос которого едва слышался из-за шума, устроенного коровой.
Гориан мельком взглянул на него. Он казался очень старым и не переставал хмуриться с того мгновения, когда сошел «с лошади. Видимо, это был инженер или ученый.
— Потому что я связан с природой всего живого. И если я сосредоточусь, то могу почувствовать и изменить все, что захочу. Не думаю, чтобы вы это поняли, потому что вам никогда не узнать того, что мне помогают увидеть мои чувства.
— Гориан, сосредоточься на деле, — предложил маршал Васселис, чей гордый и чванливый сынок стоял рядом с ним, положив
— Да, маршал, — отозвался Гориан. — Мне нужно определить точное положение теленка. Мы знаем, что он идет задом, но, возможно, его удастся повернуть и спасти обоих.
Он наклонился ближе к корове. От животного разило потом, навозом и страхом. Его тело дергалось в тесном стойле, и Гориан немного встревожился. Если корова лягнет или повернется, собрав остатки сил, она может его раздавить. Однако похоже было, что она способна только на громкое мычание, говорящее о ее боли и бессильной ярости. Гориан вдохнул резкие запахи и попытался отгородиться от вони.
— Уже скоро, — прошептал он им обоим.
Жизненная энергия коровы была неравномерной, и мальчик ощущал ее болезнь и угасающие силы. Гориан последовал вдоль линий жизни туда, где они прерывались. Он резко втянул воздух. В этот момент корова так же резко содрогнулась, и ее вырвало желчью и кровью.
— В чем дело? — спросила Гвитен. — Я ощущаю напряжение во многих мышцах. Наверное, какие-то из них порвались.
— Да, — подтвердил Гориан. — Но все еще хуже. Они все сократились вокруг утробы. Теленок идет не совсем задом. Он перекрыл боком родовые пути, а мать не способна расслабиться и дать ему передвинуться. — Он заговорил громче. — Я могу найти все отдельные линии энергии, которые относятся к мышцам утробы, и почувствовать, как они взаимодействуют друг с другом. Мне нужно использовать себя так, чтобы протолкнуть собственную энергию коровы по этим линиям, чтобы мышцы расслаблялись и сокращались в нужном порядке.
— Ты будешь использовать свой разум? — спросил высокий суровый мужчина.
Сборщик Джеред, который всех пугал пристальным взглядом.
— Не совсем, — ответил Гориан. — Мой разум понимает то, что видят мои чувства, и создает у меня в голове картину всего, что происходит. Я использую все мое тело, чтобы изменить или усилить энергию, которую беру извне.
— Пока достаточно, парень, — сказал Джеред. — Действуй. Делай то, что нужно. От шума и вони у меня голова идет кругом.
На самом деле все оказалось очень просто. Гвитен следила за коровой, чтобы убедиться, что он не причиняет ей новой боли, а Гориан тем временем соображал, как использовать тело самого животного, чтобы передвинуть ее теленка. Тут имелся некий ритм, и как только Гориан его задал, корова сама выполнила большую часть работы. Теленок тоже отреагировал: дернувшись, он повернул нос вниз, ища выход.
Гориан почувствовал, как расслабилась мать, когда боль унялась, а момент родов приблизился. Он передал энергию оставшимся линиям, и теленок вошел в родовые пути. Корова отреагировала на это так, как положено природой, и попыталась встать.
— Гвитен, беги!
Гориан выскочил из стойла. Корова повернулась и ударила по тому месту, где он только что стоял. Сильные руки потянули за
Теленок родился стремительно. Он вывалился из оболочки, выталкивая вместе с собой кровь и слизь, и растянулся на сене. Гориан бросился вперед и взял скользкого новорожденного на руки, очищая ему нос, рот и глаза. Владелец коровы освободил новорожденного от пуповины, и теленок попытался встать на ноги. А мать уже тянулась, чтобы вылизать его и подтолкнуть к вымени.
— Все в порядке, малыш, — сказал Гориан, гладя его склизкое, дрожащее тельце. — Я держал твою жизнь в руках, правда? Как хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил, да?
Он выпрямился и вытер руки о тунику. Она была покрыта слизью и кровью. Гориан улыбнулся Кессиану и маршалу. Все смотрели на него как-то хмуро.
— Я все сделал, — сказал он на тот случай, если им не удалось увидеть его триумф. — Без меня они оба погибли бы.
— Что ты имел в виду, когда сказал: «Хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил»? — спросил Джеред.
— Именно это и имел, — ответил Гориан, раздосадованный тем, что его работу восприняли так равнодушно.
— И значит ли это, что ты мог бы убить его с такой же легкостью с помощью твоих… — он помахал рукой, подбирая подходящее слово, — способностей?
Гориан нахмурился.
— Я просто хотел сказать, что раз я хотел, чтобы он жил, он живет. Я был рядом, я мог помочь, я дал ему жизнь. Больше никто не смог бы этого сделать. Что с вами такое, неужели вы не можете это понять?
— Ничего страшного, Гориан, — успокоил его отец Кессиан. — Ему надо задавать свои вопросы. Не расстраивайся.
— Я дал ему жизнь, — повторил мальчик, уставившись на Джереда и обнаружив, что не боится. — И я сделал бы то же самое для вас, если б вы меня попросили. Вы тогда тоже были бы так подозрительны? — Он поискал взглядом мать. Меера стояла рядом и кивала ему, показывая, что он хорошо справился. — Мне нужно отдохнуть. Я устал.
Все расступились, чтобы пропустить его. Гориан слышал, как они разговаривают за его спиной, но не о нем. Приезжие уже забыли о том, что он сделал. Никто из них не смог бы сделать такого. Так почему они не восторгаются?
— Куда теперь, господин Джеред? — спросил у сборщика маршал Васселис.
— К твоей чтице, наверное. Ей придется ответить на очень непростые вопросы теологического характера. А потом… э… Кессиан, кажется? Кессиан, я захочу поговорить с тобой. Не уходи далеко.
Их слова стали неразборчивыми.
— Что они будут делать? — спросил Гориан у матери.
— Не знаю, милый, — ответила она, тесно прижимая его к себе. — Но ты показал им, как много хорошего ты можешь совершить. Это сделал и Оссакер, и остальные, но ты спас две жизни. Они не могли тебя похвалить — им положено подозревать. Это их работа. Постарайся не тревожиться. Лучше отдохни немного. Я уверена, что они еще захотят с тобой поговорить.
— Почему они не могут принять нас, как это делают все здесь?
— Ах, дорогой, это трудный вопрос. — Меера вздохнула. — Мир велик и недоверчив, и людям свойственно бояться тех вещей, которых они не понимают. Какое-то время так было и с большинством жителей в Вестфаллене. Орден смотрит на вещи не совсем так, как Элса Геран. Придет день, когда ты все поймешь.