Крик в тумане

Зоин Олег

* * *

Хирурги нынче — сущие умельцы! И если сердце требует ремонта, Вы можете ещё поправить сердце, Хирурга пригласив по телефону. Никто так ловко нудную работу Не делает, как эти питухи! Интеллигентно, быстро и добротно Хирург зашьёт, коль надо, потрохи… Как взмах ресниц, мгновенье жизни кратко — Блеск скальпеля. Взрыв бомбы. Рыбы всплеск. Вселенная. Нули. Цирк. Клоун. Песня сладкая, Легко взлетающая до небес. Но если сердце ищет пониманья, А встречь ему всё ложь и маята, — Зовётся то, что храбрых подло ранит, Зимой любви, разлукой навсегда. Но, ветер, рви полуденную дрёму! Греми, гроза, взмывай ракета ввысь, — Земля цветущих ласковых черёмух, Мне снова утром тихо улыбнись! Весна 1977 года

Диктатура

Неподражаемо

лжёт жизнь:

Сверх ожидания, сверх лжи…

Марина Цветаева

Страна с диктатурой дружила, Воздвигая свои этажи, — Жадно над нами кружила Жёлтая птица лжи. Миллионы лучшей породы Людей легло на дно, — Во имя единства народа С партией нашей родной. Оказалось, с народом драться Новые баре непрочь, — Вспомните восемнадцатый, Коммунизма военного ночь! А если хотите увидеть До чего же был путь прямой, — Вспомните Орджоникидзе, Кирова и 37-й! Два фашиста браниться стали, На народ погнали народ. Победил наш товарищ Сталин Лет на сорок пять вперёд. И хотя уже кормчего нету — Фашизм на холке у масс. Теоретики партклозетов Охмуряют рабочий класс. Вытягивают из нас жилы Государственные мужи… И кружит, как и кружила, Жёлтая птица лжи! Июль 1977 года

Крик в тумане

«Ночная жизнь в Челнах!..» — сказал весьма лукаво Наш друг Андре Ремакль, отпетый жизнелюб. Он прав, конечно в том, что жизнь кипит вулканно, — Ночная жизнь берёт своё с челнинских губ! Когда идут дожди и падают туманы, Когда собачья дрожь прохожего гнетёт, — На улицы Челнов выходят хулиганы, Чтоб по-французски здесь остаться тэт-а-тэт… В общагу поскорей — согреться поллитровкой. Аллах любимый мой да сохранит меня! Бредут гурьбой бичи, за ними гурт — бичёвки, Согреются они у Вечного огня! Вставай, Муса Джалиль, простреленное сердце Беляеву снеси на блюде от души. Пусть мелет совьетхан то сердце с горьким перцем И сделает, шакал, с тем фаршем беляши! Отец родной Челнов, он лучше прочих знает Голодных работяг нешуточный настрой. Послушай же, как он Ремаклю заправляет: «Про кладбище вопрос ужасно непростой! Нам негде хоронить своих первопроходцев — Инфаркты их, представь, удавами и — в гроб!.. А мне создать уют ребятам в яме хотца, И я вопрос решу, не то мне лопнуть чтоб!..» Ремакль смотрел Челны сквозь стёкла в ресторане, Армянский пил коньяк, жрал русскую икру, А рядом за окном раздался крик в тумане — Кого-то подберёт милиция к утру… Вставай, Муса, браток, бери покрепче камень, Ночную жизнь крушить партийную давай. Мы не были с тобою отродясь волками, Поэтому, Муса, товарищ мой, вставай! 1 час 30 мин. 17.12.79 года

* * *

Прёт истребитель в небо по гиперболе… Я вздрогнул, Глянув вслед поверх плеча — Запаздывает звук, взыграв над вербами, Железным зверем в облаке рыча. От чуда техники След остается тоненький, Оно, как шприц, вонзается в зенит! Дурманно-душно дышится над донником, И бомбовозно, Грузно шмель звенит… ХХ-й век, такой безумно правильный — Цветок, Ребёнок, Синяя река… И как проклятие, Вполнеба вдруг над травами — След самолётный В средние века!.. Москва, 16.03.80 13.45

Авианосец «Киев»

Доктрина наша жёстко запрещала Авианосцы строить сорок лет. И вот он — «КИЕВ»! Торжество металла И командир вальяжный, как валет… Экватор режет вкось стальная масса. Взлетают вертикально летуны. По трапам скачет молодое мясо, Чтоб воевать за мир, против войны. Занятны диалектики извивы — Сначала голубь мира был кумир, Затем борьба за мир и «панча-шила», [2] И, наконец, война — война за м и р! Полундра, братцы! Вспять меридианам, Поближе к берегам далёких стран! Мы убедим ракетой интриганов, Что прав наш престарелый капитан… Москва 17.03.80 г

2

«Панча-шила» — 5 принципов мирного сосуществования Джавахарлала Неру.

* * *

Метёт позёмка по аэродрому, Взлетает «ТУ», Ложится на крыло… Москва

внизу, Но далеко до дома, В котором ты И, стало быть, тепло. Ещё неделю проявлять сноровку, Искать решенья И искать ночлег… Как же длинна Порой командировка В наш электронный, Суматошный век!.. А «керогаз» залез на 10 тысяч. Ревут турбины, Славя коммунизм, И стюардесса, В кресла задом тычась, Нам демонстрирует Свой безупречный низ. Но что мне эта приторная баба? К тебе душа парит, как дельтаплан, — Домой пора, Обнять тебя пора бы, Но «ТУ» упорно делает финплан. Динамик повествует о прилёте, Ты далека, Ещё не скоро в дом… И так всю жизнь — Верхом на самолёте, С аэродрома — На аэродром… Казань, 20.03.80

Духи «Фиджи»

Есть в океане острова — Ох, дальние! — Мечта розовощёкого раджи. Там дует бриз и пахнет пальмами. Это — Фиджи! Там ходят девушки совсем без зонтиков, Лишь в том, в чём мама родила, И пахнут девушки экзотикой. Как пахнут их точёные тела! Песком прибрежным бегают пай-мальчики, Тюльпанами пипирки заменив — Над ними, видно, шефствует романтика, А стиль старушки этой шаловлив! С кораллового грота, Нерешительно, Выходишь ты, улыбкой одаря, Несусь к тебе, Принцессе восхитительной, — Племяннице подводного царя. Но через час над синими атоллами Туман молочный тихо скрыл двоих. Мы таем в нём, И всё висит над волнами Волшебный запах орхидей твоих… Казань, 21.03.80 г.

* * *

Мы — ягода хмельная, мы — бродило. Мы — мир пронзившая невидимая ось, Когда в семнадцатом Россия задурила, — Видать, бродило в чаны пролилось! Элита разума, интеллигенты, Мы презираем тирании зло. На виселицу, в каторгу и «к стенке» Спокон веков упрямство нас вело. Судьба наша — светить другим, сгорая. Мы счастливы от яростной судьбы! Мы — мазохисты. Нам не надо рая, Не надо сытости, не надо похвальбы. Иезуитов мира обличаем, А между тем, в глазах блестит слеза. Ничто не возникает из отчаянья — Добро не всходит, не растёт лоза. Зачем когда-то в православном храме Мы богохульствовали, дети и отцы? И души прадедов утюжа тракторами, Мы радостно смеялись, подлецы… Мы — мир пронзившие за сотню лет насквозь, Фермент чумы, начало разрушенья, Мы бешенства опасный ржавый гвоздь, — Мы — для чего? Для смеха и забвенья… 1957–1981 гг.

* * *

Какая благость эти поезда, Когда в купе, Жарой промаринован, Ты ищешь рифму к слову «ерунда», И, не найдя, «Боржоми» дудлишь снова!.. Дороги все ведут теперь к Москве, Как раньше в Рим вели, В Париж и в Мекку. Под косогором, Во густой траве Пьют бражку три весёлых человека… Лариса дремлет… Мысль почти что спит, И, проходя, зевает проводница… А поезд неустанно нас стремит В далёкую дождливую столицу. 15.06.80, 16.41, поезд № 311 Круглое Поле — Москва, ваг. № 4, где-то за Рузаевкой.

* * *

Москва — большая олимпийская деревня, Здесь встретишь эскимоса и пигмея. Брожу под марши по бульварам древним, От восхищения взволнованно немея. Везде — в метро, В подземных переходах Уродцев олимпийских тьма, с запасом — Портрет абстрактный нашего народа, — Строителя, спортсмена, свистопляса!.. Я думал, что народ — это все мы, И тётя Хая и, конечно, дядя Ваня. Но оказалось, будучи людьми, Мы, тем не менее, всего только миряне. Народ же — знай! — передовая часть! А часть отсталая, Плетущаяся следом, — Все остальные, серая напасть, Элиту укрывающая пледом. Нетёсанное, злое гражданьё, Простые олимпийские уродцы… Да зд-р-равствует отечество моё, В котором надобно за каждый день Бороться! Я думал, я — основа, я — народ, Но, выявилось, зверски ошибался. Москва — дурдом, И в нём я — идиот — Вновь к Д о к т о р у на удочку Попался… Москва, август 1980 года