Криминалистка
Шрифт:
— Та-а-ак… — протянула я, мгновенно теряя аппетит, и отложила вилку. — Говори сразу, и не вздумай лгать: тебе что, Грифель звонил?
— При чем тут Грифель?! — Светланка молниеносно вспыхнула до ушей, поскольку успешно обманывать пока что ни мной, ни жизнью не обучена. — Я что, сама не вижу? В конце концов, ты же не тягловая лошадь, тебе отдых нужен, нельзя по два года без отпуска пахать! Я что, пятилетний ребенок, который не в состоянии пожить один хотя бы пару недель?.. Мама, Грифель прав, тебе нужно отдохнуть, ты переутомилась, и…
— Завтра же, — твердо прервала я ее монолог, — оторву голову. Вначале Грифелю, а потом тебе!
— А
— За то, что, во-первых, лезешь не в свои дела, а во-вторых…
Но зачитать все досье я не успела, так же как и выпустить пар. Потому что раздался очередной звонок — правда на сей раз в дверь, — длинный и нервный.
Бросив на ребенка уничтожающий взгляд, я встала и, почти печатая шаг, двинула в прихожую с желанием выместить все обиды и неприятности сегодняшнего дня на неизвестном визитере. На ком угодно, но только не на том существе, которое увидела, распахнув дверь!
На пороге стояла мокрая — и, как всегда, без зонта, — грустная и какая-то встрепанная, моя дорогая, моя любимая Катька, с которой мы не виделись, наверно, добрых полгода!
— Ты!.. — произнесла я уже после того, как сгребла Катюшку в свои неслабые объятия, взвизгнув от радости. — Боже, вот так сюрприз… Катька, солнышко… Да раздевайся ты, проходи быстрее, Светланка сейчас яичницей тебя угостит…
— Светланочка Петровна… — Она сказала это таким голосом, что моей щенячьей радости как не бывало, а сердце екнуло и прыгнуло куда-то вниз. Только тут я увидела, что Катькина мордашка отнюдь не сияет радостью, что улыбается она, вопреки обыкновению, как-то через силу.
— Кать, что? — пролепетала я. — Бабушка?..
— Нет-нет, Светланочка Петровна, бабушку я с соседкой оставила, договорилась… Но у меня и в самом деле неприятности… На работе…
Незаметно от Катьки я облегченно перевела дыхание и потащила ее на кухню, по дороге стянув с девочки пальто и шапочку. И, как всегда это бывало, когда мы долго не виделись, в очередной раз отметила, до чего же она похожа на покойную Ольгу, свою мать… Ту самую мою подругу, почти сестру, которая погибла в один день с моим Сашей… Боже, как давно это было!..
В 1991 году наш родной город еще очень мало напоминал тот европейский мегаполис, в котором мы имеем счастье сегодня проживать.
Сияющая, мигающая, бегущая и орущая на всех углах реклама еще не забила даже центральные улицы. Нынешние рынки с километровыми площадями, окружившие каждую пятую станцию метрополитена, пока что являлись миру в качестве нескольких палаток, торгующих всем подряд. Профессиональная преступность заявляла о своем существовании в основном на уровне обычного рэкета. Владельцы палаток были еще наивны, чтобы изредка обращаться за помощью в правоохранительные органы. Например, в то самое отделение милиции, куда мы все — Саша, я и Оля — были направлены сразу после юрфака и честно трудились добрых шесть лет каждый, зарабатывая очередные звездочки.
Майорские звездочки и должность следователя в родном отделении я получила раньше мужа и подруги. Саша трудился старшим оперативником только что созданной ГБР (Группа быстрого реагирования была тогда в нашей структуре еще новинкой и отнюдь не в каждом отделении); Оля, как самая старшая из нас, к тому же мама с опытом — Катьке только что исполнилось 13, — продолжала работать с трудными подростками. Слово «тинейджер» в те времена еще никто не слышал. Так же, как почти никто из москвичей не ведал о возникающих, словно опята после дождя, казино,
Процесс, как ни странно, начался не с центральных улиц, а с микрорайонов, подобных территории нашего отделения: не то чтобы окраина, но и до Садового кольца добираться не менее двадцати минут даже при хорошем раскладе на дорогах. Казино, открывшееся на нашей территории, до какого-то момента ни в чем криминальном замечено не было. Да и особой популярностью, во всяком случае среди жителей нашего полуспального района, не пользовалось. Тем не менее внешне заведение процветало вовсю! Как тут было не заинтересоваться, на какие, с позволения сказать, шиши хозяева позволяют себе круглосуточный, бесплатный для немногочисленных игроков бар с отвальными напитками — не говоря о редкостном по тем временам «еврооформлении»?!
Моего Сашу совсем не зря поставили возглавлять ГБР. Опером он был высококлассным, профи — жестким. Его сеть информаторов всегда била в десятку, сработала и тут — с результатом, вызвавшим к жизни роковую операцию по захвату наркодилеров. Слово «наркота» и прозвучало тогда, между прочим, в нашем отделении если и не впервые, то в считанный раз: в качестве глобальной проблемы наркотикам суждено было стать тоже немного позднее.
По плану операции впереди группы захвата в казино должна была отправиться под видом игрока женщина, чтобы затем, в нужный момент, просигналить ребятам о начале основной части — захвата. Всю жизнь с тех пор при мысли о том, что Ольга была включена в группу вместо меня, мое сердце будет обрываться и падать в темную и бездонную пропасть. Пятилетняя Светланка, вопреки всем сделанным прививкам, исхитрилась заболеть корью за три дня до операции, переносить которую было равносильно тому, чтобы начинать готовить все заново. Такой возможности у нас не было. По информации Сашиных осведомителей, в назначенный вечер имелись все шансы прихватить с поличным кроме двух дилеров рыбку покрупнее.
Никаких просчетов со стороны тех, кто готовил операцию, не было. Даже то, что Ольгу посвятили во все детали сценария всего-то за три дня до «часа Ч», роковой роли не сыграло. Ольга, хотя и работала в тот момент с подростками, профи была ничуть не хуже Саши. Предусмотреть то, что среди членов только что созданной ГБР окажется предатель, не мог никто. Ясновидящими мы не были. Во время так и несостоявшегося захвата кроме Оли и Саши погиб еще один из наших ребят и двое были ранены. Вспыхнувшую перестрелку еще долго обсуждали по меньшей мере в десяти домах, окружающих проклятое казино. И почти год после случившегося ни один из потенциальных арендаторов не желал брать то, что осталось от помещения после провала операции, даже за бесценок.
Ничего страшнее в моей жизни ни до, ни после этой операции не было. И если бы не оставшаяся круглой сиротой, вынужденная потом уехать в Белозуево к Олиной маме, своей бабушке, Катька, которой было еще хуже, чем нам, взрослым, я бы и вовсе не пережила этой трагедии. Рядом с Катькой я тогда находилась постоянно, в полном смысле слова бросив на одну из Олиных сотрудниц мою больную Светланку. В какой-то момент, как мне кажется, я и вовсе потеряла способность что-либо ощущать. Я почти не помню ни похорон, ни поминок. Самая яркая деталь, оставшаяся в памяти, — Катино лицо; бледное, осунувшееся, мгновенно повзрослевшее, с сухим блеском в глубине зрачков. Отчего-то ни я, ни она — обе мы не могли поначалу плакать, слишком сильным оказался шок.