Криминальная история России. 1993-1995. Сильвестр. Отари. Мансур
Шрифт:
Батя сделал еще несколько звонков, причем один из них – Татьяне. Он сообщил ей, что Сергея выпускают. Видимо, Татьяна очень обрадовалась.
– Вот что, – продолжал Ленчик, – к тебе утром Даня подъедет, ты ему дай ключи от тачки. Он Серегу поедет встречать и сам его домой отвезет, а то у меня завтра дела.
На следующий день мы договорились встретиться у изолятора временного содержания, который находился в центре Москвы, в двенадцать часов. К этому времени я подъехал на «БМВ» Мансура вместе с Татьяной. Спустя минут пять появились Завадский и адвокат. На сей
Завадский вышел из машины вместе с адвокатом. Тот с портфелем сразу же поспешил в отделение милиции. Очевидно, в портфеле у него лежали деньги.
Оформление документов заняло около тридцати-сорока минут. Вскоре на крыльце появился Мансур. Он был небритый, в спортивном костюме, слегка помятом. Многие сотрудники отделения вышли провожать «арестанта номер один», а заодно и посмотреть, кто приехал его встречать.
Сергей попрощался со всеми, многих похлопал по плечу. Было видно, что он поддерживал с ними достаточно неплохие отношения. Еще бы, если они передавали ему все, что мы приносили, в том числе и запрещенные вещи!
Мансур подошел к нам, обнялся сначала с Завадским, потом с Татьяной, потом со мной. Потом мы сели в «БМВ».
– Домой поехали, хочу отмыться от этой грязищи, а то словно бомж на помойке! – сплюнул он.
И вот мы уже были у него дома. Пока я и Татьяна занимались приготовлением еды и сервировкой стола, Сергей пошел принимать ванну.
...В этот же вечер состоялся торжественный банкет по случаю возвращения Сергея из изолятора. Банкет проходил в его любимом ресторане «Анна Монс». Помимо Завадского, приехали еще несколько незнакомых мне людей, преимущественно южной наружности. Это были абхазцы. Мансур давно знал некоторых, среди которых был и один вор в законе.
Застолье шло по традиционному сценарию. К концу вечера гости стали постепенно разъезжаться. Первым уехал Завадский, потом ушли абхазцы, и в зале почти никого не осталось. Неожиданно Мансур сказал мне, чтобы я подсел к нему.
– Ну, как дела, Данька? – спросил он. – Как в мое отсутствие все было?
– Да нормально.
– На рынок не ездил?
– Нет, Серега, ты же не давал никаких указаний!
– Правильно сделал. Я с этими гундосыми сам разберусь. Да, и еще вот что. Ребята, похоже, не очень скоро выйдут, да и потом, по-моему, они себя полностью исчерпали. Я из прежней бригады, наверное, только Славку и Толика оставлю, они завтра утром должны выйти на свободу. А остальных новых наберем.
Я не понимал, почему он решил набрать новых людей. Может быть, наши ребята были, как он сказал, «запаленные», и эта причина его не устраивала.
Мы мотались с ним несколько дней, набирая новую команду. Были в Люберцах, в Одинцове, ездили в Люблино. Почему-то Мансур полюбил эти места. Там мы встречались со многими парнями. И он не всем давал согласие на принятие их в команду.
Одной личностью, наиболее колоритной, я и сам заинтересовался. Это был Андрей, бывший «афганец», сразу получивший кличку Душман. Он, как потом неоднократно подчеркивал Мансур, был на голову выше всей дворовой шпаны, которую мы набирали.
Он был более солидным и уже умудренным жизненным опытом, тем более, как бывший воин-интернационалист,
Иногда нам приходилось быть свидетелями сцен, когда Андрей, окруженный новыми боевиками, рассказывал с мельчайшими подробностями о том, как он пытал и убивал того или иного душмана.
Мансур, по-моему, сделал главную ставку на Андрея. По существу, вторым человеком в бригаде постепенно становился Душман, а не я.
Выбор Сергея был не случайным. Он сам старался возвеличивать Андрея, говорил часто, что Душману человека «завалить» ничего не стоит, что он наиболее адаптирован к нашим условиям, так как у него руки уже достаточно испачканы человеческой кровью.
Затем Мансур стал снова упражняться в своих психологических опытах. Суть их заключалась в том, что он постоянно намекал, что Андрей-Душман взят им неспроста и он якобы готовит его на роль киллера. Потом неожиданно он нам стал выдавать Душмана за «чистильщика» – мол, если кто из бригады будет завираться или, не дай бог, будет замечен в предательстве, то тогда Андрюха его сразу...
При этом Сергей делал движение ребром ладони поперек горла, как бы перерезая его.
Я обратил внимание на то, что многие ребята в бригаде – да и я сам, что греха таить, – стали побаиваться Душмана.
...После возвращения из изолятора в поведении Мансура произошли резкие перемены. Он стал все чаще обращаться к наркотикам. Вначале это был кокаин, потом он подсел на крэк. Но самым интересным было то, что употребление наркотиков он чередовал с выпивкой. Теперь, выпив литровую бутылку «Смирновской», Мансур совершенно не пьянел. Я знал, что обычно «торчки» спиртного в рот не берут, довольствуются только своим ширевом. А тут все было по очереди.
Пару раз к нам в офис приезжал Завадский. Я слышал, как он укорял Мансура за то, что тот «марафет с бухалом мешает». Чуть позже я был свидетелем еще одной неприятной сцены между Серегой и Батей. Как-то, приехав к нам на какой-то разговор с Мансуром, Ленчик прошел в кабинет. Вдруг оттуда раздались крики. Я подошел к дверям и прислушался, стараясь понять, в чем дело.
Завадский ругал Мансура за то, что тот, получив газету, где ошибочно было написано, что он – вор в законе, стал представляться в изоляторе как Серега, вор московский.
– Ты понимаешь, что ты за эти слова можешь ответить? – кричал Батя. – Не дай бог, до жуликов дойдет! Ты не только себя, но и меня компрометируешь! – Батя намекал на то, что теперь имя Мансура часто употребляется вместе с именами его и Феди Бешеного.
Но Сергей пытался отговориться – мол, ну и что, все это ерунда. Через несколько минут дверь открылась, Завадский вышел. Он качал головой, как бы говоря, что с Мансуром бесполезно о чем-либо говорить, с того все – как с гуся вода.