Криминальные рассказы (сборник)
Шрифт:
Вспомнилось мне, что в комнате сторожа стоит большая двуспальная кровать, и я порешил ее использовать. Позвав двух агентов, я объяснил им план действия: завтра, по моему вызову, явится к 12 часам на допрос сторожиха; продержу я ее с час, а они в ее отсутствие проникнут в помещение сторожа; один из них (Панкратьев) подлезет под кровать и зароется там в разном хламе и тряпье, замеченном мною еще при обыске, и пролежит под ней до восьми часов вечера, т. е. до моего прихода; другой же отмычкой приведет замки в первоначальный вид и удалится.
Сказано – сделано.
На следующий день я подробно допрашивал сторожиху и, не добившись
– Черт вас обоих знает! Может, и правда – вы не виноваты! Ладно, я выпущу сегодня твоего мужа, но помни, что вы оба у меня под подозрением.
Отпустив с допроса жену, я через час освободил и мужа, объявив ему, что освобождаю его по закону, хотя в душе считаю его виновным.
К восьми часам я с агентами явился к собору и постучал в комнату сторожа. Завидя нас, они заметались в панике.
Я громко крикнул:
– Панкратьев, где бриллиант?
И вдруг, к неописуемому ужасу их, под кроватью что-то зашевелилось, и вылезший из-под нее взъерошенный Панкратьев радостно рявкнул:
– В дровах, господин начальник!
Наступила мертвая тишина.
– Ты слышишь? – обратился я к сторожу. – Подавай бриллиант!
– Да врет он, ваше высокоблагородие! Я ничего не знаю.
– Ну Панкратьев, рассказывай, как было.
– Да что же, господин начальник, рассказывать. Залез я под кровать, пролежал с час, пришла женщина, за ней часа через два и мужчина. Поставили самовар, сели чай пить, напились, и женщина говорит:
– Ты бы посмотрел, Дмитрич, все ли цело в дровах?
– Куда же ему деваться? – отвечает он.
Однако мужчина вышел наружу и вскоре принес полено. Поковыряли они его, поглядели, – все на месте. Жена и говорит:
– Ты бы оставил его в комнате, оно вернее.
А он отвечает:
– Нет, не ровен час – опять нагрянут. Лучше отнести на прежнее место.
И отнес. Вернувшись, он принялся с женой сначала смеяться и издеваться над вами, а потом пошло такое, что лучше и не рассказывать, господин начальник. Они, сволочи, пружинным матрацем чуть мне всю рожу не расцарапали.
– Ну что ты на это скажешь? – обратился я опять к сторожу.
– Все это им померещилось! Знать – не знаю, ведать – не ведаю и вас не ругал.
Пришлось искать в дровяных штабелях, что были выложены у задней стены собора. По свежим следам отыскали приблизительно место, и, рассмотрев и расколов сотни полторы полен, мы отыскали наконец драгоценный камень…
– Господин начальник, – говорил мне Панкратьев, – ради бога, не давайте мне больше таких командировок, а то я чуть было не подох: восемь часов отлежал под кроватью, да еще укутавшись грязным вонючим бельем и тряпками. Просто сил моих нет! Тьфу! – И он сочно сплюнул.
Дело Гилевича
Многолетний служебный опыт заставил меня выработать в себе привычку терпеливо выслушивать каждого, желающего беседовать лично с начальником сыскной полиции. Хотя эти беседы и отнимали у меня немало времени, хотя часто меня беспокоили по пустякам, но я не только выслушивал каждого, но и конспективно заносил на бумагу все, что казалось мне стоящим малейшего внимания.
Эти записи я складывал в особый ящик и извлекал их оттуда по мере надобности. Надобность же эта представлялась вовсе не так редко, как может подумать читатель. Как ни необъятен, как ни разнообразен преступный мир, но и он имеет свои законы,
Это особенно сказалось в деле Гилевича.
Началось оно так.
«Господин начальник, там какой-то студент желает вас видеть по делу, но, смею доложить, он сильно выпивши», – докладывал мне дежурный надзиратель в моем служебном кабинете в Москве, на Малом Гнездниковском переулке.
«Ладно! зовите!..»
Через минуту в комнату вошел студент. Неуверенным шагом он приблизился к письменному столу и тотчас же схватился руками за спинку кожаного кресла. Это был здоровый малый, в довольно потрепанной студенческой форме, с раскрасневшимся лицом и с всклокоченными волосами. Он уставился на меня помутневшими глазами и улыбался пьяной улыбкой.
– Что вам угодно? – спросил я.
– Извините, господин начальник, я пьян, и в этом не может быть ни малейшего сомнения, – отвечал студент, – позвольте по этому случаю сесть?…
И, не ожидая приглашения, он плюхнулся в кресло.
– Что вам от меня нужно? – спросил я.
– И все… и ничего!
– Может быть, вы сначала выспитесь?
– Jamais [1] ! Я к вам по срочному делу.
– Говорите.
– Видите ли, господин начальник, я просто не знаю, как и приступить к рассказу, до того мое дело странно и необычно.
1
Никогда (фр.).
– Ну-ну, раскачивайтесь скорее: мне время дорого.
Студент икнул и принялся полузаплетающимся языком рассказывать:
– Прочел я как-то в газете, что требуется на два месяца молодой человек для исполнения секретарских обязанностей за хорошее вознаграждение. Прекрасно и даже очень хорошо! Я отправился по указанному адресу. Меня принял господин весьма приличного вида и, поговорив со мной минут десять, нанял меня, предложив сто рублей в месяц. Сначала все шло хорошо, но затем многое в его поведении мне стало казаться странным. Он как-то подолгу всматривался в меня, словно изучая мою внешность. Однажды же, поехав со мной в баню, он особенно внимательно разглядывал мое тело, а затем, самодовольно потерев руки, чуть слышно прошептал: «Прекрасное, чистое тело, никаких родимых пятен и примет…»
– Да-с, господин начальник, никаких пятен и примет, то есть rien [2] , не правда ли, удивительно?
Через несколько дней мы поехали с ним в Киев, остановились в приличной гостинице в одном номере.
Весь день мы бегали по городу по разным делам и покупкам, и когда к вечеру вернулись в гостиницу, то я, устав, пожелал отдохнуть.
Разделся и лег. Патрон мой сел было писать письмо, а затем говорит мне вдруг:
«Примерьте, пожалуйста, мой пиджак, и если он вам впору, то я охотно его вам презентую».
2
Ничего (фр.).