Шрифт:
Предисловие
Впереди этого состава не было локомотива. Возле вагонов не стояли услужливые проводники. Бригады осмотрщиков не стучали по буксам длинными молоточками. Не суетились пассажиры. Не кричали «Па-а-бере-гись!» толкающие по платформам тележки носильщики. Никто никуда не ехал, и никто никуда не опаздывал.
Ничего этого не было.
Потому что этот железнодорожный состав стоял в тупике. Там, где рельсы уже никуда не шли. Где первый вагон упирался в наклонную бетонную надолбу.
Все было тихо и
Жарило июльское солнце. О чем-то щебетали птицы в недалеких лесопосадках. Стрекотали кузнечики. Медленно жухла трава.
Вагоны стояли в тупике уже шесть с половиной часов.
Все было тихо и безлюдно, хотя в нескольких сотнях метров от вагонов в оврагах, балочках и кустах притаились десятки людей. В защитной униформе.
— Ну что? — спросил облаченный в милицейскую форму и синий бронежилет подполковник. — Где они?
— Хрен знает. Там пять вагонов. И они могут быть в каждом…
— Что значит «хрен знает»? Чей хрен знает?
— Садовый… знает, — зло огрызнулся майор.
— А что наблюдатели?
— Что наблюдатели? Смотрят наблюдатели…
— И что видят?
— Все то же самое. Большой, садовый…
Подполковник раздраженно сплюнул под ноги.
— Меня же начальство с кишками съест! Вместе с содержимым. Шесть с половиной часов! Ну должны же они как-то проявить себя. Ну там в окне мелькнуть, или железкой звякнуть, или в сортир сходить… Ну ходят же они в сортир?
— Наверное, ходят.
— Ну, значит, воду в унитазах сливают… И значит, можно ту воду увидеть. Следят твои «зыркачи» за сливами в туалетах?
— Следят. Что я, первый раз замужем?
— Ну и что?
— Ничего! Ни единой капли.
— Как так?
— Ну вот так. Может, они не сливают. Или прямо в купе гадят. Им же все равно. Им же никуда в тех купе не ехать…
— Тоже верно…
Чуть поодаль, в неглубоком кювете, лежали на спинах два человека. Рядовые, поднятые по общей тревоге следователи. И тупо жевали казенную, выданную сухпаем копченую колбасу.
— Надоело… — сказал один.
— Колбасу жрать?
— Лежать надоело. У меня дел — во! — и чиркнул обкусанной колбасой поперек горла.
— У всех дел — во!
— И, главное, за каким мы здесь? Все равно на захват спецназ пойдет.
— Это точно — спецназ. Это их работа.
— А наша?
— Наша — крестец студить. Лично мой крестец уже полный… не жилец.
— Крестец — это да. Без здорового крестца в нашем деле много не наработаешь…
Следаки дожевали колбасу и упали затылками на закинутые за голову руки.
В лица им светило яркое июльское солнце, руки щекотали близкие травинки. Было жарко, сытно и лениво.
— Смотри, еще начальство подъехало.
— Уже четвертое за час. Четыре генерала на один квадратный километр — это, я тебе скажу, немало. Это даже для управления немало…
Очередной генерал вышел из черной «Волги». К нему подскочил подполковник в бронежилете.
— Товарищ генерал. Разрешите доложить…
— Да ладно, и так все вижу. Сидят?
— Сидят.
— Не
— Никак нет. Не высовываются.
К новому генералу подошли три предыдущих. Поздоровались за руки. И снова разошлись по машинам. Генералы предпочитали наблюдать за операцией через стекла персональных автомобилей. В которых работали кондиционеры.
— Ну все, надо что-то делать! — сказал подполковник своему заместителю.
— Надо…
— Покричи им, что ли. Чтобы сдавались.
— Так кричали уже.
— Еще покричи. Может, они проснулись.
Майор отошел к машине с установленными на крыше громкоговорителями. Взял в руки микрофон.
— Работает?
— Так точно. Работает.
— Внимание, — сказал майор, и его тысячекратно усиленный голос загремел над округой. — Повторяю свое предложение. Предлагаю сдаться по-доброму. Все подходы перекрыты. Деваться вам некуда. Отпустите заложников, выбросьте оружие и выходите с высоко поднятыми руками. В противном случае мы будем вынуждены применить оружие на поражение.
Повторяю. Отпустите заложников, выбросьте оружие и выходите с высоко поднятыми руками…
— Чего они орут? — поморщился один из залегших в засаде следователей.
— Положено — вот и орут. У них в инструкции написано, что следует попытаться все решить миром.
— А чего они так часто орут?
— Делать нечего. У тебя колбасы не осталось?
— Зачем колбаcа? Ты же говорил, что объелся.
— А мне тоже делать нечего… Из ближайших кустов выполз человек в маскхалате и каске.
— Вы что это? — удивился он, увидев отдыхающих следователей.
— Что «это»?
— Вы это зачем здесь? — напрягая желваки, по-другому спросил незнакомец.
— Осуществлять блокаду подходов к объекту. И при необходимости оказывать поддержку наступающим подразделениям.
— А объект где? Где объект?!
— Там, — показали за спины следователи.
— А что же вы смотрите в противоположную сторону?
— Обед у нас, товарищ. Простите, не разберу вашего звания. Вот, колбасу доели, — показал хвостик колбасы с веревкой один из следователей.
— Какой обед? Мать вашу! Идет боевая операция. А вы тут курорт устроили. К противнику ж… развернулись…
— Никак нет! Товарищ, простите, не знаем вашего звания. Мой товарищ не вполне точно выразился. Мы отвлеклись от несения службы на момент приезда вышестоящего начальства. То бишь генерала. Чтобы иметь возможность приветствовать старшего по званию. Как это предписывает устав. Мы не могли оставаться повернутыми к своему непосредственному командованию, как это вы выразились, ж…, извините, не предусмотренным служебным этикетом местом. Многолетняя выучка и уважение к уставу и вышестоящему начальству не позволили нам столь непотребным образом игнорировать предписанные субординацией правила. Вследствие чего мы были вынуждены пренебречь своими служебными обязанностями в пользу исполнения дисциплинарного устава. Причем лишь на мгновение. В которое вы нас здесь и застали…