Криптономикон, часть 2
Шрифт:
Через два часа в том же направлении проходит доктор в белом халате с серебряным подносом в руках. На белой салфетке как икра и шампанское, изящно сервированы пузырек и стеклянный шприц.
Через полчаса через вагон проходит офицер в форме люфтваффе. Он несет стопку бумаг и приветствует Руди с Анжело молодцеватым «Хайль Гитлер!».
Еще через час слуга проводит их в дальний конец поезда. Последний вагон темнее и обставлен строже, чем тот, в котором их мариновали. Стены обшиты мореным деревом. Здесь даже есть письменный стол — резное барочное чудовище из тонны баварского дуба. Сейчас единственное назначение стола — служить подставкой
Им приходится пройти мимо стола в дальний конец вагона, чтобы приблизиться к Герингу, который восседает на монструозном диване в обрамлении Матисса сверху и двух мраморных римских бюстов по сторонам. На рейхсмаршале красные кожаные штаны для верховой езды, красные кожаные туфли, красный кожаный китель, красная кожаная фуражка; над козырьком — золотой череп с рубиновыми глазами. Золотые перстни на жирных пальцах изъедены язвами крупных рубинов; в рукоять красного кожаного хлыста вставлен жирный брильянт. Все это освещается лишь полосками пыльного света из-за штор и жалюзи; солнце встало, и зрачки Геринга, расширенные от морфия, не могут его выносить. Вишневые кожаные сапоги лежат на оттоманке; видимо, у него отекают ноги. Он пьет чай из чашечки размером с наперсток, украшенной золотыми листиками — добыча из какого-то французского замка. Сильный одеколон не может заглушить неприятный запах — гнилых зубов, дурного пищеварения, некротизированого геморроя.
— Доброе утро, господа, — весело говорит Геринг. — Извините, что заставил ждать. Хайль Гитлер! Чаю?
Некоторое время продолжается светская болтовня. Геринг восхищен мастерством Анжело как летчика-испытателя. Более того, у него куча завиральных идей, почерпнутых у баварских иллюминатов, которые он пытается связать с высшей математикой. Руди пугается, что это взвалят на его плечи. Однако вступление утомило даже самого Геринга. Раз или два он слегка отодвигает занавеску хлыстом и тут же отворачивается — видимо, свет доставляет ему мучительную боль.
Наконец поезд замедляет ход, минует еще несколько разъездов и плавно останавливается. Разумеется, они ничего не видят. Руди напрягает слух и вроде бы различает какие-то звуки: топот марширующих ног и отрывистые команды. Геринг смотрит на адъютанта и указывает хлыстом на стол. Адъютант хватает листок и с легким поклоном подает рейхсмаршалу. Геринг быстро просматривает бумагу. Потом поднимает глаза на Руди и Анжело, прищелкивает языком и несколько раз качает исполинской головой. Различные складки, щеки и подбородки раскачиваются с легким запаздыванием.
— Мужеложство, — говорит Геринг. — Знаете, как относится фюрер к таким вещам? — Он складывает листок и трясет им в воздухе. — Стыдитесь! Выдающийся летчик-испытатель, гость нашей страны, и видный математик, работающий в секретнейшей области! Вам следовало понимать, что в Sicherheitsdienst [12] рано или поздно станет об этом известно. — Он вздыхает. — И как мне теперь быть?
Когда Геринг произносит эти слова, Руди, впервые с ночного стука в дверь, сознает, что сегодня его не убьют. Геринг что-то замыслил.
12
Служба безопасности (нем.).
Но прежде жертв
— Знаете, что могло с вами случиться? М-м-м? Знаете?
Руди и Анжело молчат. Вопрос риторический и не нуждается в ответе.
Геринг хлыстом тянется к окну и приподнимает занавеску. Вагон заливает резкий, отраженный от снега свет. Геринг зажмуривается и отворачивается.
Они на открытой местности, обнесенной высокой оградой из колючей проволоки и заставленной длинными рядами черных бараков. В центре дымится большая куча. Вокруг расхаживают эсэсовцы в сапогах и серых шинелях, дуют от холода на руки. Всего в нескольких метрах, на соседних путях, кучка несчастных в полосатой одежде разгружают товарный вагон. Большое количество голых человеческих тел смерзлось в плотную массу, и заключенные орудуют ломами, топорами, пилами. Поскольку все промерзло насквозь, крови нет, и операция проходит на удивление чисто. Двойные стекла вагон-салона так хорошо задерживают звук, что удар пожарного топора по мерзлому животу едва различим.
Один из заключенных поворачивается к ним: он тащит к тачке отрубленную ногу и решается взглянуть на поезд рейхсмаршала. К его робе пришит розовый треугольник. Заключенный пытается проникнуть взглядом через стекло, за штору, установить человеческий контакт с теми, кто внутри. На мгновение Руди пугается, что заключенный его видит. Тут Геринг убирает хлыст, и занавеска падает. Через несколько мгновений поезд снова трогается.
Руди смотрит на любимого. Анжело застыл, как труп за окном, лицо закрыто руками.
Геринг машет хлыстом.
— Вон, — говорит он.
— Что?! — вскрикивают разом Руди и Анжело.
Геринг довольно гогочет.
— Нет, нет! Не из поезда. Я хотел сказать, Анжело, выйди из вагона. Мне надо поговорить с герром доктором профессором фон Хакльгебером наедине. Можешь подождать в соседнем вагоне.
Анжело резво выходит. Геринг машет хлыстом в сторону адъютантов, те тоже выходят. Геринг и Руди остаются одни.
— Сожалею, что пришлось показать такие неприятные вещи, — говорит Геринг. — Просто я хотел внушить вам, как важно хранить тайны.
— Могу заверить рейхсмаршала, что…
Геринг нетерпеливо взмахивает хлыстом.
— Не надо. Знаю, вы принесли все положенные клятвы и получили все наставления касательно режима секретности. Не сомневаюсь в вашей искренности. Но все это слова. Для работы, которую я собираюсь вам поручить, их мало. Чтобы работать на меня, вы должны были увидеть, что увидели, и понять, как высоки ставки.
Руди смотрит на дверь, набирает в грудь воздуха и выдавливает:
— Для меня огромная честь — работать на вас, рейхсмаршал. Тем не менее, поскольку вы имеете доступ ко всем библиотекам и музеям Европы, я, как ученый, хотел бы смиренно попросить вас об одной милости.
В подвале под норрсбрукской церковью, в Швеции, Руди кричит и бросает на пол сигарету: пока он рассказывал, она догорела до пальцев, как бикфордов шнур. Он подносит руку ко рту, лижет пальцы, потом, спохватившись, отдергивает.
— Геринг оказался на удивление сведущим в криптологии. Он знал о моей работе касательно «Энигмы» и не доверял этой машине. Он хотел, чтобы я создал лучшую криптологическую систему в мире, абсолютно невзламываемую — чтобы (он сказал) держать связь с подводными лодками и некоторыми учреждения-Деи в Маниле и в Токио. Я создал такую систему.