Критерии истинности в научном исследовании
Шрифт:
"Есть история об одном индийском брамине, который каждый день, отправляя ритуал, был вынужден привязывать своего кота, чтобы тот не мешал совершению ритуальных действий. Брамин умер, умер кот, и теперь уже его сын, заботясь о "точном" соблюдении ритуала, купил кота и с примерной аккуратностью привязывал его каждый раз во время жертвоприношения! Кот перешел от отца к сыну как необходимый элемент эффективного проведения ритуала. Возможно, что к нашим "абсолютно бесспорным" законам привязаны такие вот коты".
(Сатпрем, Шри Ауробиндо или Путешествие сознания)
Поскольку никакое конечное число экспериментов не может гарантировать правильность теории (через конечное число экспериментальных точек можно провести бесконечное множество кривых), австрийский философ
В марксистской философии критерием истинности, в том числе и научного знания, считалась практика. В действительности этот критерий гораздо старше марксизма:
"Некто спросил: что такое изучение явлений?
Су Шань отвечал: одеться и поесть".
(Разумеется, если говорить серьезно, то нужно помнить, что эти слова сказаны дзенским монахом - человеком, который уже превзошел любые рациональные критерии.) Когда теорию удается использовать с ожидаемыми результатами, она является правильной. Во многих случаях применимость критерия практики не вызывает сомнений. Скажем, изобретение транзистора подтверждает правильность наших представлений об энергетическом спектре электронов в полупроводниках, взрыв атомной бомбы - правильность представлений о делении ядер и т.д. В то же время, заведомо неправильные (по крайней мере, по современным меркам) теории также иногда позволяют придти к практически правильным выводам, подтверждение чему можно найти, например, в сказках Киплинга:
"Марс указал мне, что чума переносится крысами, тварями Луны. Именно Луна, покровительница всего темного и дурного, и была всему виной...
Я помчался на поле, где лежали больные, и попал к ним как раз в то время, как они молились:
– Эврика, люди добрые!
– крикнул я и бросил им под ноги дохлую крысу, которую я взял на мельнице.
– Вот ваш настоящий враг. Звезды наконец мне его открыли...
... Как бы то ни было, чума прекратилась и отступила от нашей деревни. С того дня, как Марс открыл мне на мельнице причину болезни, от чумы умерло всего три человека... Я доказал свое первоначальное утверждение: Божественная Астрология... позволяет мудрым мужам сражаться даже с чумой."
Напомним еще, что в средние века с эпидемиями боролись колокольным звоном, и часто небезуспешно. При изготовлении булата практически полезной оказалась теория, согласно которой сильный раб, если заколоть его раскаленным клинком, отдаст ему свою силу. Отметим, что открыть секреты, подобные секрету булата, иногда оказывается не по силам современной науке, хотя строго научный подход к проблеме, конечно, существует. В данном случае он состоит в рассуждениях о закалке, мартенситном переходе, обогащении азотом и углеродом и т. д., однако желаемых практических результатов можно при этом и не добиться (кочующая по авторефератам диссертаций фраза о том, что "целью работы является получение материалов с заранее заданными свойствами" является стандартным объектом шуток в профессиональных кругах). В общем, здесь скорее нужно говорить о критерии практики в смысле "!!!фальсифицируемости": если устройство, созданное на основе какой-то теории, не работает как ожидается, теория скорее всего неверна. К тому же этот критерий слишком узок: скажем, большинство физиков не сомневаются в правильности общей теории относительности, хотя об ее практическом использовании в обозримом будущем не может быть и речи.
Другим "эмпирическим" критерием истинности физической теории является ее математическая красота. По словам Эйнштейна,
"Нужно сначала высказать несколько общих положений о точках зрения, или критериях,
Важно подчеркнуть, что критерий "внутреннего совершенства" является в сущности "гуманитарным" (аксиологическим) и глубоко личным. Замечание Эйнштейна о трудности его формализации не является случайным, а отражает самую суть дела - привнесение личностных оценок в самый фундамет науки. В полном соответствии с этим критерием, Эйнштейн большую часть жизни (работы по созданию теории относительности он завершил в молодости) посвятил построению единой теории поля в рамках программы геометризации физики -при полном отсутствии экспериментальных оснований и "социального заказа" для такой деятельности. Хотя все предложенные им многочисленные варианты единой теории поля оказались неудовлетворительными, заданный Эйнштейном импульс оказался очень сильным и в конечном счете привел к успеху уже после его смерти. Современные теории "неабелевых калибровочных полей", в рамках которых решен вопрос об о!!!бъединении электромагнитных, слабых и (скорее всего) сильных взаимодействий, действительно являются развитием общей теории относительности - если угодно, ее применением к некоторому сложному конфигурационному пространству (что было впервые осознано японским физиком Р. Утияма).
Важность математической красоты физической теории подчеркивалась также П. Дираком, предложившим свое знаменитое уравнение, описывающее электрон, исходя из эстетических и формальных соображений. Подобные случаи обосновывают веру естествоиспытателей (или, по крайней мере, физиков), в "непостижимую эффективность математики", давшую название известной статье американского физика Е. Вигнера. Вигнер пишет:
"Математический язык удивительно хорошо приспособлен для формулировки физических законов. Это чудесный дар, которого мы не понимаем и которого не заслуживаем. Нам остается лишь благодарит за него судьбу и надеяться, что в своих будущих исследованиях мы сможем по-прежнему пользоваться им".
С другой стороны, критерий "математического изящества" является достаточно субъективным (скажем, тот же Дирак считал отвратительной процедуру перенормировок в квантовой теории поля; дальнейшее развитие науки показало исключительную важность концепции "перенормируемости"). К тому же он применим (и то, по-видимому, ограничено) только в физике и, более того, только в некоторых ее базовых разделах. Если нас интересуют, скажем, свойства какого-то конкретного сплава или соединения, вряд ли критерий математического изящества поможет нам дать надежное объяснение. В конце концов, различных сплавов и соединений - десятки и сотни тысяч, если не миллионы, и почему объяснение свойств данного конкретного вещества - одного из этих миллионов - должно непременно быть простым и изящным?
В целом, наука так и не смогла выработать единый, применимый во всех ситуациях и не знающий исключений критерий истинности своих собственных утверждений. Поэтому неудивительно широкое распространение в научной среде позитивистских взглядов, когда проблема истинности подменяется проблемой "общезначимости" (что по существу, если убрать "идеалистическую шелуху", сводится к обсуждавшемуся выше призыву решать научные вопросы голосованием), "экономичности описания" и т. д. Хотя позитивизм можно рассматривать как по-своему естественную реакцию на слишком легковесные "натурфилософские" спекуляции в духе Гегеля (не говоря уже об Энгельсе), отрицание существования объективной истины психологически чрезвычайно неблагоприятно для успешной научной работы.