Критическая точка

Гарм ВИДАР

КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА - 1

(Подозрительная на экстремум)

(Сказочная повесть, ориентированная на юных инженеров

и младших научных сотрудников среднего возраста)

"Если вам когда-либо случалось читать мудрые

сочинения патера Бузенбаума, иезуитского богослова

и философа, то вы знаете - да как этого не знать?

– что черти днем почивают, встают же около заката

солнца, когда в Риме отпоют вечерню."

Большой выход Сатаны. О.

"Был восьмой час вечера, когда доктор

приложил ухо к моему сердцу, поднес мне к губам

маленькое зеркало и, обратясь к моей жене, сказал

торжественно и тихо: - Все кончено. По этим словам

я догадался, что я умер."

Между жизнью и смертью. А. Апухтин

1. ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ...

Сидоров не любил экскурсии, экстракции, эксцессы, экспедиции, экстравагантности, экстраординарности и экстрасенсов. Сидоров любил покой, по возможности полный (но не вечный: это было бы уже чересчур). Любил Сидоров вкусно поесть и сладко поспать. В промежутках между этими любимыми занятиями Сидоров, как и все нормальные люди, ходил на службу, где достаточно исправно служил, но без эксцессов и особой экстравагантности.

Со стороны могло показаться, что жизнь Сидорова была унылой, скучной и серой. Но серый цвет был любимым цветом Сидорова (особенно обожал Сидоров серые галстуки). Поэтому себя Сидоров считал человеком счастливым. Что, в общем-то, соответствовало истине, в виду непритязательности описываемого объекта, а именно, непосредственно самого Сидорова.

Но речь, собственно, пойдет не о Сидорове, точнее не только (а может не столько) о Сидорове, сколько о тех феерически-фантасмагорических событиях, безумным водоворотом захлестнувших бедного Сидорова - скромного любителя покоя и серых галстуков.

Ничего в тот день не предвещало кардинального перелома в судьбе скромного антагониста экстрасенсов, экстрактеров и прочего экстраразнообразия.

В тот день Сидоров, как всегда, опоздал на работу. Как всегда был пойман с поличным начальством прямо в коридоре и, тут же в коридоре, был публично предан анафеме (Вы взрослый человек, Сидоров! Сколько это может продолжаться! Я надеюсь, что это было в последний раз!). Лично он Сидоров, тоже надеется, что это в последний раз, и так каждый раз.

Как всегда, довольные соратники Сидорова, прервали утренний five o'clock (ten, если уж быть совсем точным) и беззаботной гурьбой высыпали в коридор, чтобы в который раз пронаблюдать ежедневную экзекуцию - моральное избиение младенца (вы же не ребенок...) Сидорова.

Демонстрируя высшую форму социальной защиты, шеф повернулся к Сидорову спиной, давая понять, что аудиенция закончена. Сидоров встряхнулся, как пес после вынужденного купания, и собрался нырнуть в помещение, где по истечению положенного срока, возможно, будет вывешена мемориальная доска (...ЗДЕСЬ ЖИЛ И РАБОТАЛ СИДОРОВ...), но был пойман за пуговицу пробегавшим мимо профсоюзным боссом.

– Сидоров! Ты...
– начал тяжело

– Петрович, займи десятку до зарплаты.
– Сидоров, как и Штирлиц, знал, что главное - озадачить противника.

– Погоди, Сидоров. Надо...

– Ну тогда - пятерку!

– Сидоров!

– Трешку!

– Сидоров, какой же ты меркантильный, - сдался наконец профбосс и совершил тактическую ошибку, позволив втянуть себя в зыбкую и засасывающую пучину философского спора.

– Я не меркантильный, а философски прагматичный.

– Киник ты!

– Это что: специалист по кино? Вроде кинолога, что ли?

Профбосс задумчиво посмотрел на Сидорова, тяжко вздохнул и отбыл, однако уклонившись как от ответа, так и от дачи трешки.

Сидоров, все еще пребывая в мучительных интеллектуальных исканиях по поводу не добытой трешки, добрался до своего рабочего стола (здесь жил и работал...) и, машинально перебирая бумаги, сваленные в рабочем беспорядке, наткнулся на лист плотного черного блестящего картона, на котором искрилось и (ей богу!) подмигивало слово, выведенное серебряной краской:

"СЕГОДНЯ"

– Сидоров, есть пайки с растворимым кофе. Ты не мог...

– "Для того чтоб смеяться, ставят хлеб на столы, и увеселяет жизнь вино; а деньги все разрешают". Екклезиаст, глава 10, стих 19. НО! "Что было то и будет, что творилось, то творится. И нет ничего нового под солнцем". Там же, стих другой.

– Ты что, Сидоров, болен?

Заботу о своем драгоценном здоровье Сидоров оставил без ответа (в лучшие времена он бы непременно спросил: "А ты что, врач?"). Заботящийся, зачем-то постучав себя указательным пальцем по лбу, вынужден был ретироваться.

Сидоров же остался, весь погруженный в себя. Механически порылся в карманах, и на стол веером легли четыре куска черного картона.

2. НАСТОЯЩИМ ИЗВЕЩАЕМ...

Собственно мы покривили душой (что в наше время скорей правило, чем исключение) анонсировав начало злоключений экстрафоба Сидорова данным днем. На самом деле (если конечно не брать в расчет момента появления, тогда еще младенца Сидорова, на свет) все началось четыре дня назад, когда, как всегда опаздывая на работу, Сидоров на бегу, вскрыв почтовый ящик, вдруг с изумлением обнаружил экстравагантное (недаром Сидоров так не любил этого термина и все что с ним ассоциировалось) послание на черном картоне.

(Кстати, вы обратили внимание, как часто в остросюжетном повествовании возникают "вдруг" и "кстати".)

Текст послания гласил:

"НАСТОЯЩИМ ИЗВЕЩАЕМ ЧТО ОБЪЕКТ СИДОРОВ

ОПРЕДЕЛЕН КАК КРИТИЧЕСКАЯ ТОЧКА

МИНИМАЛЬНОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

О ЧЕМ И УВЕДОМЛЯЕТСЯ ОБЪЕКТ СИДОРОВ"

Тот день объект Сидоров посвятил выяснению обстоятельств возникновения уведомления. Лучший друг Сидорова, Аристарх Петухов, заявил, что это чья-то глупая шутка, а на тираду Сидорова: