Критические статьи, очерки, письма
Шрифт:
Поймет ли народ этот великолепный урок? Несомненно. Для народа нет ничего слишком высокого. У него великая душа. Были ли вы когда-нибудь в праздничный день на бесплатном представлении? Что вы скажете о присутствующих там зрителях? Приходилось ли вам видеть более непосредственную и умную аудиторию? Видели ли вы, даже в лесу, более глубокий трепет? Версальский двор и в свое восхищение привносит нечто от солдатской муштры; народ же бросается в прекрасное очертя голову. В театре он собирается толпой, теснится, объединяется, сливается воедино, принимает форму, которую ему придадут, — из этого живого теста поэт сейчас начнет лепить. Вот-вот здесь отпечатается могучий палец Мольера, ноготь Корнеля избороздит эту бесформенную глыбу. Откуда они пришли? Откуда вышли?
Зал переполнен, великое множество смотрит, слушает, любит, внутренний огонь всех этих взволнованных душ вырывается наружу, все глаза горят; это — огромный тысячеголовый зверь, mob [154] Берка, plebs [155] Тита Ливия, fex urbis [156] Цицерона, он радуется прекрасному, он улыбается ему с нежностью женщины, у него тонкое литературное чутье, ничто не может сравниться с деликатностью этого чудовища. Толпа дрожит, краснеет, трепещет, ее стыдливость неслыханна; толпа — это девственница. И, однако, никакого ханжества; этот зверь — не животное. Ему доступны все чувства, весь их диапазон, от страсти до иронии, от сарказма до рыдания. Его жалость более чем жалость, это сострадание. В ней ощущаешь бога. Внезапно проносится дыхание божественного, и неведомое электричество бездны вдруг пробегает по этой куче сердец и нервов, восторг преображает всех, и теперь, если бы враг оказался у ворот, если бы над родиной нависла опасность, достаточно бросить этой толпе призыв — и она способна на Фермопилы. Кто произвел это волшебное превращение? Поэзия.
154
толпа (англ.)
155
чернь (лат.)
156
городские отбросы (лат.)
Массы, и именно в этом их красота, способны глубоко проникаться чувством идеального. Приближение высокого искусства вызывает у них трепет наслаждения. Ни одна деталь не ускользает от них. Толпа — это живая водная поверхность, всегда способная всколыхнуться. Массы подобны мимозе. При соприкосновении с прекрасным гладь толпы волнуется в экстазе, и это признак того, что затронуто самое дно. Листья дрожат, проносится таинственное дуновение, толпа содрогается от священных толчков, исходящих из ее глубин.
И даже тогда, когда человек из народа слушает великие произведения один, а не вместе с толпой, он тоже прекрасно воспринимает их. Он полон честной наивности, здорового любопытства. Невежество подобно аппетиту. Этот человек близок к природе и потому способен на святое волнение, внушаемое истиной. У него есть тайное свойство — понимать поэзию, — о котором он сам не подозревает. Народ достоин того, чтобы его учили всему. Чем божественнее светильник, тем больше подходит он для этой простой души. Мы хотели бы, чтобы в деревнях были кафедры, с которых крестьянам объясняли бы Гомера.
Слишком много грубой материи — это болезнь нашей эпохи. Отсюда известное отяжеление.
Нужно вернуть в человеческую душу идеальное. Где взять идеальное? Там, где оно есть. Поэты, философы, мыслители — вот урны, в которых оно хранится. Идеальное есть в Эсхиле, в Исайе, в Ювенале, в Алигьери, в Шекспире. Бросьте творения Эсхила, Исайи, Ювенала, Данте, бросьте творения Шекспира в глубокую душу человечества.
Влейте Иова, Соломона, Пиндара, Иезекииля, Софокла, Еврипида, Геродота, Феокрита, Плавта, Лукреция, Вергилия, Теренция, Горация, Катулла, Тацита, святого Павла, святого Августина, Тертулиана, Петрарку, Паскаля, Мильтона, Декарта, Корнеля, Лафонтена, Монтескье,
Влейте все души от Эзопа до Мольера, все умы от Платона до Ньютона, все энциклопедии от Аристотеля до Вольтера.
Так, излечив временную болезнь, вы навсегда укрепите здоровье человеческого духа.
Вы излечите буржуазию и положите начало народу.
Мы только что говорили: после разрушения, освободившего мир, вы совершите созидание, которое заставит его расцвести.
Какая цель! Создавать народ!
Сочетать философию с наукой, постепенно насыщать факты всем возможным количеством абсолютного, последовательно реализовать утопию всеми способами: посредством политической экономии, философии, физики, химии, динамики, логики, искусства; мало-помалу заменить антагонизм согласием и союз единением; добиться того, чтобы на месте религии был бог, на месте священника — отец, на месте молитвы — добродетель, чтобы вместо одного поля была вся земля, вместо многих языков — слово, вместо закона — право; чтобы движущей силой был долг, гигиеной — труд, экономией — мир, основой — жизнь, целью — прогресс, верховной властью — свобода; чтобы слово «народ» означало «человек», — вот необходимые упрощения.
И на вершине всего — идеальное.
Идеальное — это то нерушимое, что присутствует в движущемся прогрессе.
Кому же принадлежат гении, если не тебе, народ? Они твои! Они твои сыновья и твои отцы; ты их порождаешь, а они учат тебя. Они пронизывают твой хаос лучами своего света. Детьми они пили твой сок. Они трепетали в едином чреве — человечестве. Каждая из пройденных тобою ступеней, о народ, это перевоплощение. Только в тебе нужно искать глубокую связь с жизнью. Ты — великое лоно. Гении рождаются тобой, таинственная толпа.
Так пусть же они к тебе вернутся.
Народ! Создатель, бог отдает их тебе.
КНИГА ШЕСТАЯ
Прекрасное на службе у истинного
О умы! Служите людям! Приносите пользу! Не изображайте белоручек, когда нужно созидать и делать добро. Искусство для искусства может быть прекрасно, но искусство для прогресса еще прекраснее… Грезить о грезе — это хорошо; грезить о светлом будущем человечества — еще лучше. Ах, вам нужны мечты? Ну что ж, мечтайте о том, чтобы человек стал совершеннее. Вам нужны грезы? Вот они: идеальное. Пророк ищет уединения, а не одиночества. Он разбирает и разматывает нити, которыми человечество опутало его душу; он не разрывает их. Он уходит в пустыню, чтобы думать; о чем? О множестве людском. Не к лесам обращается он, а к городам. Не на травы, клонимые ветром, смотрит он, а на человека; не на львов рычит он, а на тиранов. Горе тебе, Ахав! Горе тебе, Осия! Горе вам, цари! Горе вам, фараоны! — вот крик великого отшельника. А потом он плачет.
О чем? О вечном плене Вавилонском, от которого когда-то страдал Израиль, а в наши дни страдают Польша, Румыния, Венгрия, Венеция. Он бодрствует, этот добрый и сумрачный мыслитель, он ждет, он подстерегает, он ловит каждый звук, он смотрит, чутким ухом прислушивается он к тишине, вперяя взор во тьму, готовый каждую минуту броситься на злодеев. Попробуйте поговорите с ним об искусстве для искусства, с этим отшельником, преданным идеалу. У него есть своя цель, он идет к ней, и цель его — совершенствование. Он посвящает ей себя.
Он не принадлежит себе, он принадлежит своему призванию. Он взял на себя огромную заботу — привести в движение род человеческий. Гений создан не для гения, он создан для человека. Гений на земле — это бог, отдающий себя человечеству. Каждый раз, как появляется великое произведение искусства, это бог дарит людям частицу себя. Великое произведение — это разновидность чуда. Отсюда происходит вера в божественного человека, свойственная всем религиям и всем народам. Ошибаются те, кто думает, что мы отрицаем божественность мессий.