Критическое исследование хронологии древнего мира. Библия. Том 2

Постников Михаил Михайлович

Резюмируя, мы видим, что «Аммиан» явно является очень поздним автором и заведомо не очевидцем описанных им событий. Его сочинение представляет собой исторический роман, в котором пышными одеждами прекрасного слога прикрыта смесь каких–то дошедших до автора достоверных сведений с его собственными измышлениями. Наличие у «Аммиана» достоверной первоосновы выдает, например, такая деталь: «при изложении хода событий, сам же Аммиан чаще и больше говорит о других центрах империи, Рим у него невольно занимает не больше места, чем он занимал в то время в реальной политической жизни. Носителями истории, по Аммиану, являются императоры, и история творится там, где находятся в данный момент они: в Милане, Галлии, Константинополе, в Антиохии, в Месопотамии…» ([116], стр. 53). Как мы выше показали, в IV веке города Рима по существу еще не было. Поэтому отсутствие его у Аммиана является

для нас решающим доказательством определенной достоверности Аммиановских сообщений.

В § 4 гл. 8 нами была обоснована точка зрения о тогдашнем приоритете Востока, как в политической, так и в культурной жизни. На этом основании признаком хотя бы частичной аутентичности Аммиана является для нас и тот факт, что «колыбель научной мысли и античной образованности для Аммиана — восточные области империи. Александрию он считал, чуть ли не единственным центром, где процветали науки… Именно в непреходящей мудрости Египта, по Аммиану, черпали идеи великие мудрецы древности…» ([116], стр. 25—26).

Посмотрим теперь, что сообщает Аммиан в своем труде.

 

Восстание Прокопия

Довольно много места Аммиан уделяет восстанию Прокопия, потрясшему самые основы государственности Рима. Это восстание нам интересно в связи с известной точкой зрения, согласно которой события, описанные в евангелиях, являются глухими воспоминаниями о каком–то восстании, предводитель которого дал повод к созданию образа евангельского Иисуса. Совпадение вычисленного нами времени деятельности Иисуса и указываемого Аммиаком времени восстания Прокопия наводит поэтому на определенные размышления.

Аммиан относится к восстанию Прокопия резко отрицательно. «Вражду и злобу автора вызывает то, что Прокопий в какой–то степени опирался на народные массы Константинополя, на простых солдат и варваров–готов. Народ Константинополя сперва не оказал Прокопию сочувствия. Но затем он поддержал его, будучи недовольный грабительской политикой правительства Валента. Прокопия криками приветствовала чернь, в курии столицы сенаторы разбежались и осталось одно простонародье… Среди сторонников Прокопия, по словам историка, были поставщики кухонных припасов, придворные служители, продажные солдаты. Знать же бежала из столицы. Во время беспорядков (захвата власти Прокопием? — Авт.) выдвинулись люди, по определению Марцеллина, принадлежащие подонкам общества, а представители высокой знати утрачивали свое привилегированное положение, подверглись ссылке и даже смертной казни.

Крайне не по душе Аммиану и то, что Прокопий проводил конфискацию имущества знати: историк хулит узурпатора (значит Прокопий, хотя и временно, но победил? — Авт.) за «посягательство на чужое добро» (невольно всплывает аналогия с евангельской проповедью раздачи имущества бедным. — Авт.)… Вину за поражение историк возлагает также на Прокопия, который не сумел использовать выгодную для него обстановку, когда «восточные провинции жаждали переворота, возмущенные строгим режимом, который там существовал». Из–за своей нерешительности и медлительности «он терял время и сам загубил себя, как притупляется острый кинжал». Немудрено, что вскоре Прокопий пал жертвой измены (снова вспоминается Иисус. — Авт.), был предан собственными сторонниками и казнен» ([116], стр. 66—67).

Очень примечательны обстоятельства казни Прокопия по Аммиану: «… Луна, кроваво блиставшая на небе, усиливала страх узурпатора Прокопия перед его казнью» ([116], стр. 76). Что это? Литературный прием или описание лунного затмения, во время которого Луна часто представляется кроваво–красной? Не лунное ли это затмение 368 года, происшедшее во время столбования Иисуса?

«Разгром восстания Прокопия, по мнению Аммиана, — правое дело, но победа Валента постыдна, ибо за ней последовал террор и «она предала многих невинных в руки мучителей»… Он подчеркивает, что выдавшие Прокопия приближенные сделали благое дело: они предали не законного правителя, а мятежника (вспоминается насмешливая надпись на кресте: «Царь Иудейский». — Авт.) и нарушителя общественного спокойствия; их надо было, по мнению Аммиана, не казнить, как сделал Валент (не есть ли это разбойники, распятые вместе с Христом? — Авт.), а наградить. В целом Аммиан оценивает восстание Прокопия как грозный мятеж, причинивший неисчислимые бедствия Римскому государству» ([116],

стр. 67).

Не нужно воспринимать восстание Прокопия как широкое демократическое движение. Вызвавшие возмущение Аммиана меры Прокопия явно были лишь демагогическим приемом в борьбе за трон с Валентом. Прокопий ставил перед собой политические цели, он стремился свергнуть Валента и захватить власть. Поэтому развязанный Валентом террор являлся лишь ответной реакцией императора.

Основанием притязаний Прокопия была его родственная связь с Юлианом. Вот как описывает восстание Прокопия Вебер: Валент «принужден был вести войну за престол с Прокопием, дальним родственником Юлиана, опасавшимся ссылки и вечного заключения в темницу и потому поднявшим мятеж. Воспользовавшись отъездом Валента из Константинополя, Прокопий провозгласил себя императором; вдова императора Констанция поддерживала его; легионы телохранителей приняли его сторону; он пошел с ними и другими, признавшими его власть войсками на Валента и заключил союз с Готами, перешедшими в большом числе Дунай…» ([115], стр. 585—586).

Впрочем, нельзя не заметить, что информация о Прокопии очень противоречива. Например, некоторые источники сообщают, что Прокопий был племянником Юлиана и что он был провозглашен императором теми же галльскими легионами, что и Юлиан (см. [19], стр. 174).

Проявляя непоследовательность, Аммиан резко осуждает террор Валента. «Его описание террора на востоке и западе Римской Империи в VI в. по непримиримой ненависти и беспощадной обнаженности могут сравниться… лишь с пропитанными ядом сатиры инвективами Светония и Ювенала Неумолимо разоблачает Аммиан злодеяния Валента и Валентиниана I … Террор при Валенте… был для многих знатных и известных людей хуже гибели на войне… описывая страшный террор, воцарившейся на востоке империи после подавления восстания Прокопия, Аммиан пишет: «Палач, орудие пыток, кровавые допросы начали свое шествие, не разбирая ни возраста, ни сана». Неправый суд творился по всей стране и среди всех слоев общества…» ([116], стр. 55—56)

 

Юлиан

«Кровавые дела этих правителей (имеется в виду Валент и Валентиниан I. — Авт.) противоставляются (Аммианом. — Авт.) мудрому царствованию Юлиана. «Достопамятные доблести Юлиана принижали, — пишет автор, — братья–императоры, не будучи сами ни равны ему, ни даже похожи на … него» ([116], стр. 55). В Юлиане для Аммиана воплощается образ идеального правителя. «В панегирике Аммиана Юлиан предстает как личность сильная и обаятельная, натура страстная и решительная, но вместе с тем склонная к отвлеченному мышлению и религиозной экзальтации. Юлиан — мудрец и воин в одном лице. Познав тайны философии, он даже в походах предается размышлению о смысле бытия… Но в то же время Юлиан — человек действия: он храбр в сражениях, вынослив в походах, удачлив в ведении войны. Он справедлив и прост в обращении, строг без жестокости… Духовные устремления человека Юлиан ценит много выше плотских. Юлиан отличается целомудрием и чистотой нравов, нравственной цельностью: он живет сложной духовной жизнью, презирая плотские наслаждения. Он всегда умерен в пище, питье и сне, закален в воинских трудах и научных занятиях. Привлекательная внешность дополняет живой облик этого императора… По Аммиану, жизнь и деятельность Юлиана как бы распадается на два этапа: Юлиан–Цезарь и Юлиан–Август. До своего воцарения Юлиан был добродетелен и справедлив, втайне сохранял верность религии отцов, относился с милосердием даже к врагам, и судьба помогала ему, ниспослав ему победы. После же прибытия в Константинополь, став императором, он сильно изменился, перестал следовать велению небес, начал слишком большое внимание уделять внешним сторонам культа, стал суеверен, и фортуна отвернулась от него»([116], стр. 51—52).

Кроме Аммиановой, известны еще две «истории», трактующие о IV веке, написанные Евнапием и Зосимом. Их объединяет с Аммианом совершенно особенное отношение к Юлиану. «… оселком, на котором тогда проверялись политические симпатии и антипатии того или иного писателя, было отношение к кумиру языческой оппозиции и гонителю христиан — Юлиану. Немудрено поэтому, что именно Юлиан стал главным героем исторического сочинения Евнапия. Действительно, Юлиан был той исторической фигурой, которой адресовывались и непомерные хвалы его последователей, и яростная хула его политических и религиозных противников… В характеристике Юлиана Зосим достаточно близок к Аммиану Марцеллину, хотя и уступает ему в выразительности. Зосим умалчивает о религиозных реформах Юлиана.