Кривая дорога
Шрифт:
– Моё! – зарычала я в ответ, – всё здесь – моё!
Ветер взвыл сильнее, прокатился по земле, клоня деревья перед новой хозяйкой. Моё! Я так решила.
– Маренушкой примечена, – медленно и чётко проговорила я, – Смертушкой отмечена. Не перечь!
Существо съёжилось, сжалось, расслабило и втянуло ветви. Данко рухнул на землю, гулко стукнувшись задом.
Передо мной стоял леший и низёхонько кланялся, сверкая злобными глазками из-под покрытой мхом шапочки.
– Слушаю, хозяюшка. Приказывай.
Я
Я засмеялась:
– Не шали, старикан! Моё – не трожь.
– Как прикажешь, хозяюшка, – леший склонился ещё ниже, показав россыпь поганок, растущих прямо из спины, – прощения просим.
– Сгинь.
Бывший монстр недоверчиво поднял на меня глаза (правда ли спущу?) и превратился в вонючую лужицу, тут же впитавшуюся в землю.
– Пошли что ли, герой, – скривилась я Данко. Оборотень усиленно закивал. И куда делись широкие плечи да дерзкий взгляд?
Мы прибыли к вечеру следующего дня. Лес расступился, открывая вид на идеально ровное озеро с каменистым дном и такой прозрачной водой, что, казалось, её и вовсе нету. У озера нас встретил внушительный частокол, огромные деревянные накрепко запертые ворота, чистая дощатая мостовая и огромный общинный дом.
Высокая, красивая, как богиня, с прямой спиной и уверенным взглядом женщина вышла навстречу. Черты её нечеловечески идеального лица не смягчились даже когда Серый, задрожав и едва не рухнув на колени, выдохнул:
– Мама?
Верста 7. За поворотом
– Мама?
Женщина степенно кивнула и проследовала мимо нас к Белогостю. Обвила старика своими точёными бледными руками и промолвила:
– Добро пожаловать домой, старый друг. Надеюсь, мои сыновья были не слишком грубы с тобой?
Старик недовольно вывернулся из объятий:
– Свой дом уберечь не смогли, так в моём хозяевами себя не чувствуйте, – вздёрнул подбородок и вприпрыжку, улюлюкая и крича что-то про пятна для мухоморов припустил по мостовой.
Женщина покачала головой и медленно развернулась к нам. Серый едва не плакал, не понимая и не веря, схватил меня за руку, сжал сильно-сильно.
– И тебя приветствую, юный волк. Ты найдёшь здесь кров и еду. Мы все – твоя семья и рады принять нового оборотня.
Самая прекрасная из всех женщин, кого мне когда-либо доводилось видеть, даже не прикоснулась к собственному сыну и, величаво развернувшись, скрылась за резными дубовыми дверьми.
По-детски наивное лицо Серого горело, как от пощёчины. Он с трудом разомкнул губы и прошептал в закрытую дверь:
– Я соскучился…
– Нет уж, я пройду!
Неуклюжий,
– Нет, не пройдёшь.
Я сделала очередную попытку:
– Нет уж позволь, друг мой.
Мужик устало перегородил ручищей-бревном коридор:
– Нет, не получится.
– Мне, знаешь ли, очень надо, – я попыталась поднырнуть, но снова наткнулась на преграду.
– Ежели надо, – гоготнул охранник, – так тебе до общего задка, а не сюда.
Общинный дом оказался огромным. Целый терем на два этажа! Как водится, мужам был заказан путь на женскую сторону, бабы же не совались на мужскую. Целый ряд комнатушек у самого входа выделили парам семейным, чтоб молодёжь не тревожили и к расспросам не побуждали.
И везде-то нам радовались, каждый норовил поприветствовать, развлечь беседой али угостить чем боги послали.
Плевать я хотела!
Где эта чёрствая гадюка? Уж я ей выскажу! Уж она у меня попляшет!
– Хозяйка почивать изволят, – зевая, сообщил медведеподобный, – будить не велено.
– А я ей колыбельную спою, – я пошла на таран, но только упруго отскочила от широченной груди (или всё-таки набитого брюха?).
– Не велено, – упрямо повторил мужик.
Я бессильно лягнула его. Охранник, не меняя скучающего выражения хари, опустил взгляд на сапог, медленно отряхнул его от пыли и ласково, но непреклонно, как заигравшегося щенка, развернул меня носом от двери. Ещё и шлёпнул пониже спины, дабы не мешкала.
Волчица непреклонно отстранила меня, взяла дело в свои лапы, заговорила моими устами:
– Брысь с дороги.
В ответ – гадкий оскал.
– Дважды повторю. На третий – ударю. Брысь.
Мужик похрустел кулаками и остался на месте. Я выпустила когти и приготовилась к драке.
– Радим, пропусти волчицу.
Самая прекрасная женщина на земле подошла тихо, незаметно и пугающе быстро. Охранник подпрыгнул от неожиданности, но тут же спохватился, слегка склонил голову и, резво освобождая дорогу, пробормотал:
– Как прикажешь, Агния. Я ничего плохого не делал. Ты велела не беспокоить – я выполнял.
Мать Серого вскинула искрящиеся глаза и улыбнулась так, что мне захотелось провалиться под землю. Бедному Радиму, видно, тоже.
– Всё хорошо, милый, – глаза женщины переливались серебром, а рука, которой она ласково провела по щеке напуганного охранника, наверняка отдавала льдом. – Можешь немного расслабиться. А ты, дитя, – это уже мне, – пройди. Скажи, что накипело.
Я послушно двинулась по коридору. Волчица испуганно поджала хвост.
– Радим, разве я разрешала тебе садиться? – не оборачиваясь, бросила Агния. Мужик вытянулся прямо и изобразил безграничную любовь к своей нелёгкой работе.