Кривая роста
Шрифт:
— Кроме того, имеется указание руководства министерства. — Олег Валерьянович подвинул к себе новенькую папку. — Я имею в виду первого заместителя министра… Иван Лукич высказался ясно и четко. Мы люди подчиненные, и наш прямой долг выполнить эти указания.
«Перспективный товарищ, — устало подумал Лаштин. — Далеко пойдет».
— Как же вы наметили структуру уточнить? — спросил он.
— Незначительно, — Курдюмов шевельнул спиной. — Сектор Жебелева есть мнение преобразовать
— Жебелев, значит?
— Пока я говорю только о структурных изменениях… Может быть, руководство еще не согласится со мной.
— А мой отдел?
— Видите ли, товарищ Лаштин, — Курдюмов открыл папку. — Ваш отдел, по существу, выполнил задачу.
Помолчал и жестко добавил:
— К сожалению, даже перевыполнил. Поддерживаемая и активно проводимая вами, товарищ Лаштин, научная линия огульного применения сборного железобетона нанесла ущерб народному хозяйству, развитию нашего строительства. Правде надо смотреть в глаза.
Олег Валерьянович замолчал и в упор уставился на зама по науке прозрачными и холодными, как мартовские сосульки, глазами.
— Ваш отдел преобразуем в сектор, — неохотно выдавил Курдюмов. — Может быть, в группу с очень ограниченной тематикой…
— Значит, меня…
— Я говорю только о структурных изменениях, товарищ Лаштин, — строго перебил Курдюмов.
— Я не мальчик, Олег Валерьянович, — невесело усмехнулся Лаштин. — Все начинается о изменения структуры.
Курдюмов встал.
— Очень хорошо, что мы с вами посоветовались, — сказал он. — Благодарю вас, Зиновий Ильич. Случится быть в министерстве, заглядывайте, рад буду видеть.
При выходе из приемной Лаштин снова не мог найти бронзовую фигурную ручку. На этот раз Изольда Станиславовна не пришла ему на помощь. С непонятной усмешкой она смотрела, как толстенький, казалось, на глазах уменьшившийся в росте человек шарит по двери растопыренными пальцами.
Через неделю комната номер двенадцать была ошарашена новостями.
Первую из них принесла Инна Замараева. Утром она подошла к Лешке и, сморщив нос, сказала:
— Молчишь, значит, паразит! Скрыть от нас хочешь? От своих товарищей прячешься, тунеядец паршивый!
— Ты что, с похмелья?! — вскинулся младший научный сотрудник.
— Он, оказывается, ничего не знает, скромный мальчик! — пропела Инна и весьма чувствительно дерганула Лешку за чуб. — Конечно, это же двоюродный дядя женится, а не товарищ Утехин!.. Это его дедушка собирается свадьбу справлять!
Розалия Строкина перестала стрекотать арифмометром, Славка проворно сунул в стол учебник литературы.
— Да, товарищ
Загибая пальцы, Инна довольно точно перечислила основные анкетные данные Лешкиной невесты.
— Ой, Инночка, как же ты все узнала? — изумилась Розалия.
Инна не открыла секрет источника информации. Как, впрочем, никогда не открывала и раньше. Этот простой метод обеспечивал ей постоянный приток свежих, как диетические яйца, новостей.
— Теперь что ты скажешь, охламон? — торжественно произнесла Инна и снова дерганула Утехина за чуб.
— Женюсь, ребята, — признался младший научный сотрудник, три дня назад посетивший дворец бракосочетаний для подачи соответствующего заявления.
— А как же диссертация, Леша? — ужаснулась Розалия Строкина.
Она вышла замуж на первом курсе института и теперь, имея порядочный стаж семейной жизни, пересмотрела собственные убеждения по этому вопросу. Теперь Розалия считала, что вступать в брак люди имеют право только по окончании высшего учебного заведения, а еще лучше — после защиты диссертации.
— При чем тут диссертация? — удивился Утехин, не осознав глубины и житейской мудрости испуганного восклицания многосемейной Строкиной. — Сделаю диссертацию.
— Правильно, Леша, — поддержала его Инна Александровна. — Семья, между прочим, упорядочивает жизнь человека и помогает ему достичь цели. Тем более иждивенцы появляются, надо материальное обеспечение давать… На свадьбу пригласишь?
— А то как же, — во весь рот улыбнулся младший научный сотрудник, уже месяц пребывающий в том шизофренически розовом состоянии, какое бывает у человека, когда он вдруг понял, что ему непременно следует жениться. — Я сам вам хотел сказать.
— Ладно, леший с тобой, верим, — Инна Александровна великодушно простила Лешке тяжкий грех умолчания.
Инна забыла, что всего месяца три назад она имела в виду Утехина как возможного кандидата на занятие вакантной должности собственного мужа. Теперь ее планы круто изменились. Этот чудак, Степан Кузьмич Охомуш, влюбился в Инну точь-в-точь как зеленый первокурсник. Он через день писал ей длиннющие письма, где в каждой строке сквозило такое робкое обожание, что у Инны сладко кружилась голова. Ее отзывчивое на внимание и ласку сердце с каждым письмом все больше раскрывалось милому, чубатому, сильному и простодушному Охомушу.