Кривич
Шрифт:
– Это как?
Монзырев отвлекся от мыслей о негаданных данниках.
– Да было у него одно высказывание. Он мне его под крутым шафэ поведал. Знаешь, говорит, Андрей Владимирович, я в части самый ленивый человек.
– Так, вроде замечен не был.
– Так и я о том же. Нет, говорит, самый ленивый. Когда мне командир ставит задачу, я из-за своей лени, быстро, но качественно, что б переделывать не пришлось, выполняю ее. А потом ленюсь, ленюсь, ленюсь.
– Хорошая лень.
– Угу.
Прибежал взъерошенный Боривой, на ходу бросив руку перед собой в поклоне.
–
– Да нет Боря, это я тебя слушаю. Расскажи-ка мне, дружок, куда раньше с городища налог возили?
– Никуда. Никуда мы не возили. Кажную зиму боярин погостный объезжал полюдьем селища и веси, и сам все забирал, что положено от каждого дыма, как налог или дань.
– Оба на, ну а эти-то чего сами приперлись?
– Не знаю.
– Ну, так вот и разберись. Сейчас боярыня Галина придет, поможешь ей все принять. Отказываться-то от подношений грех большой.
– Слушаюсь, боярин.
– Вечером ко мне в терем с отчетом.
– Слушаюсь. О, а вот и боярыня-матушка наша, раскрасавица, идет.
– Боривой шагнул навстречу выходившей из ворот Галине.
– Сюда, матушка-боярыня. Мы уж заждались.
Не обращая внимания на Боривоя, пытавшегося выказать почтение Галине, Монзырев взял в руки ее ладошку и приблизил к губам, стал целовать каждый пальчик на руке.
– Галчонок, разберись со всем этим, - он обвел рукой санный поезд у ворот, - я, знаю одно, что все это надо брать. Остальное выясняй у Боривоя. Андрюха тоже остается при тебе. Я к себе пошел. Кое-что прикинуть надо, обмыслить.
– Хорошо, любимый.
– Мишаня, идем. Не будем мешать.
Хозяин в темпе ретировался, оставив поле брани на женские плечи хозяйки. Но, просто войти в терем ему не дали. Прибежал гонец от южных ворот. Вернулась бригада охотников. Монзырев с Мишкой пошли смотреть, что те заполевали.
Так, в тихих повседневных заботах, с мелким элементом экстрима, подходил к концу первый месяц зимы.
Да-а, подвоз селищами налога затянулся на целую седмицу. Вестимиров амбар трещал по швам, от разложенного в нем имущества. Мед, воск, скора, тканина, железо, шкуры домашних животных, пушнина, мешки с зерном, орехи и так далее, и так далее. Под мясо и рыбу, пришлось потеснить погреба и ледники. Все было подсчитано и учтено. Галина с Боривоем, закрыв все на замки, вздохнули с облегчением. "Амбарные книги", сколотые скрепкой серые листы на такой дорогущей бумаге, велись ими аккуратно.
В один прекрасный день, на теремное подворье, въехали сани. Вернулся Вестимир. Монзырев встретил его, выйдя на крыльцо:
– Возвращение блудного попугая, - громко с сарказмом произнес он, глядя, как волхв, разминая ноги, вышагивает возле возка.
– Как провел отпуск, отче?
С ехидцей в голосе, окинув взглядом Анатолия, тот ответил в тон ему:
– Вашими молитвами.
Иногда у Монзырева закрадывались мысли, что Вестимир здесь тоже не коренной житель. Его высказывания тянули порой на век двадцатый-двадцать первый.
– Ну, пойдем уж в избу. Сбитнем угощать буду.
– Так ведь я и непротив.
Уже сидя в теремной столовой, в окружении друзей и соратников, Вестимир поведал, как был
– На Руси перемены грядут. Князь киевский Святослав, задумал войско хорошо обученное создать. На погостах лесных княжие мужи новонабранных воинов ратному делу учат. Воины в семьях не живут. Живут в отдельных избах. Тяжкое бремя расходов легло на сельские общины. Старейшинам велено приносить воинам хлеб, мясо, мед и уксус. Занимать их работой на земле запрещено. Суров Святослав, возражать ему никто не осмелится. Все делается в строжайшей тайне. Сохрани нас боги, непрознали бы ромеи.
– А, что это он за армию вдруг взялся?
– Знающие люди говорят, готовится поход.
– А известно ли, когда?
– Или этим летом, или следующим. С осени князь на полюдье выехал. Княгиня Ольга правит Русью из Вышгорода, склок-то на Руси сейчас нет. На границах пока тоже спокойно.
– Ну, а в Чернигове-то что?
– А что в эту пору в нем может быть? Князь Вратислав тако-ж на полюдье выехал, по погостам путешествует, да городам своим. За всем пригляд нужен. Ну, естественно, бояре да гридь, сопровождают.
В зимний день, когда за окнами пролетают крупные хлопья снега, тихо устилая землю, еще выше поднимая сугробы кверху, было приятно сидеть в натопленной комнате, кожей ощущая уют.
– Что замолчал, Вестимир?
– О чем, ты?
– Да хотел услышать, это твоя работа с привозом деревенскими повоза, так сказать, на дом?
– Моя, а что ты, против? Вот сам подумай. Живет и процветает на гнездовском погосте боярин. Летом охотой занимается, рыбалит в свое удовольствие. Холопов имеет. Вои забыли уже, когда мечами звенели. А вспыхивает на границе пожар - набег кочевой, людей уводят, рухлядь грабят, целые селища перестают существовать. Кто должен спешить пожар гасить, людей спасать? Он - боярин погостный. Да только я что-то позабыл, когда последний раз его вои с печенегами хлестались. Зато кажную зиму на полюдье выезжают. За что нам их кормить?
– Тут ты прав.
– Конечно, прав. Но, роток-то не разевай, тебе налог люди снесли для князя Вратислава со дружиною и домочадцами. А, он в свою очередь, Великому князю Святославу долю отдает.
– Батя, так, а наша в чем выгода? Нафига-ж оно нам нужно тогда? Каждый баран, пусть носит свои яйца, - влез в разговор Сашка Горбыль.
– Как это нет выгоды? С полюдья, две десятины наши, а то и больше, чай на Руси живем.
– Ну, нам чужого не надо, а свое, Гала, надо бы на днях свои двадцать процентов изъять от общего барахла.
– Хорошо.
– Командир, я караулы проверять.
– Давай, Сашка.
– Николаич, ну, и мы со Славкой, пожалуй, пойдем.
– Да оставайтесь ночевать. Пока доберетесь, пока печь протопите.
– Нет, Николаич. И так занятия подзапустили. Это ведь только ты думаешь, что сельский волхв, это просто. Славка, ну-ка скажи боярину, что ты должен знать.
Славка, все такой же вихрастый, черноглазый мальчишка, каким и был полгода назад, однако вытянувшийся и повзрослевший. Ломким баритоном произнес, судя по всему цитируя того же Вестимира: