Кривое зеркало. Как на нас влияют интернет, реалити-шоу и феминизм
Шрифт:
Под грузом этой коммерческой значимости индивидуальность гнется и коробится. В физическом пространстве у каждого представления есть ограниченная аудитория и временные рамки. В сети ваша аудитория может гипотетически расширяться вечно, а представление никогда не заканчивается. (Вы можете бесконечно проходить собеседование о приеме на работу.) В реальной жизни успех или неудача каждого личного представления часто принимает форму конкретного физического действия – вас приглашают на обед, вы теряете дружбу или получаете работу. В сети представление происходит в бесконечном мире чувств через сплошную череду сердечек, лайков и смайликов, которые накапливаются в привязке к вашему имени. Хуже того, здесь нет кулис. Если в реальной жизни аудитория уходит и сменяется, сетевая аудитория не уходит никогда. Ваши мемы и селфи с одноклассниками могут соседствовать с администрацией Трампа – так произошло с детьми из Паркленда [1] . Некоторые из них стали настолько знаменитыми, что им никогда больше не покинуть сцены. Человек, заигрывавший с белыми супрематистами в Twitter, может получить работу в New York Times и тут же потерять ее, как произошло в 2018 году с журналисткой Куинн Нортон. (Или, как это случилось с Сарой Чон – человек, посмеивавшийся над превосходством белых, стал настоящим сторонником «Геймергейта», за несколько месяцев до этого получив работу в Times.) Люди, ведущие публичные интернет-профили, строят собственную идентичность, за которой одновременно следят
1
Имеются в виду дети из старшей школы Марджори Стоунман Дуглас в городе Паркленд округа Броуард во Флориде, где 14 февраля 2018 года произошло массовое убийство. Семнадцать человек были убиты, что делает данный инцидент одним из самых смертоносных школьных массовых убийств в мире. – Здесь и далее примеч. ред.
Такие инциденты, как с «Геймергейтом», отчасти являются реакцией на чрезмерную открытость. Развитие троллинга с его этикой неуважения и анонимности оказалось столь стремительным, потому что Интернет настаивает на постоянном поиске одобрения. В частности, женоненавистнический троллинг отражает то, как женщины, по словам Джона Бергера [2] , всегда нуждавшиеся во внешнем подтверждении собственной идентичности, ориентируются в этих сетевых условиях. Это самопроверка, которой я научилась еще девочкой и продолжала учиться, став женщиной. Этот процесс помог мне капитализировать пребывание в Интернете. Мой единственный опыт говорил, что личная привлекательность чрезвычайно важна, а самодемонстрация просто необходима. Эта печальная, но очень распространенная парадигма была усвоена сначала женщинами, а теперь и всем Интернетом. Именно она вызывает такой гнев и проклятия со стороны троллей. Они дестабилизировали Интернет, построенный на прозрачности и симпатии. Они тянут нас назад к хаосу и неизвестности.
2
Джон Бергер – английский писатель, поэт, критик, художник.
Конечно, есть гораздо лучшие способы спора с гипердемонстрацией себя, чем троллинг. Как в 2011 году, говоря о психоанализе, в интервью журналу GQ сказал Вернер Херцог [3] : «Нам нужны собственные темные углы и необъяснимость. Так нежилой становится комната, если осветить все ее темные углы, пространство под столом и повсюду – в ней жить становится невозможно».
Впервые я получила деньги за опубликованный материал в 2013 году, в конце эры блогов. Попытка зарабатывать писательством в Интернете на постоянной основе дала мне определенную мотивацию сохранять активность в социальных сетях, превратив мою жизнь, профессиональную и личную – касалось ли это политических убеждений или фото с собаками, – в постоянно обновляемую ленту, которую мог видеть кто угодно. Порой я ощущала ту же неловкость, что охватывала меня, когда я была чирлидером и училась убедительно имитировать счастье на футбольных матчах – ощущение притворства, словно все вокруг весело, нормально и достойно, в надежде на то, что все таким и станет. Попытка писать в Интернете – это оперирование набором предположений, которые сомнительны, даже когда ограничены одним лишь автором, и сомнительны еще более, когда превращаются в категорический императив для всех в сети: предположение, что речь оказывает влияние и тем самым подобна действию; предположение, что постоянно писать о своих мыслях – это нормально, полезно или даже идеально.
3
Вернер Херцог Стипетич – немецкий кинорежиссер, сценарист, актер, который снял более сорока фильмов (по большей части документальных), поставил множество опер, опубликовал десятки книг.
Впрочем, мне нездоровая сосредоточенность Интернета на мнениях была даже полезна. Эта сосредоточенность коренится в том, что Интернет сводит к минимуму потребность в физическом действии: не нужно ничего делать, достаточно просто сидеть за экраном – и это будет приемлемая и даже достойная жизнь XXI века. Интернет ощущается как поразительно прямая связь с реальностью – если чего-то хочешь, кликни, и это окажется у твоего порога через пару часов. После трагедии мгновенно возникает целый ряд твитов и начинается общенациональная демонстрация старшеклассников. Но в то же время Интернет лишает наши действия энергии. И сфера реального мира оказывается в распоряжении тех, кто его действительно контролирует, а нам остается лишь разбираться, правильно ли мы объясняем собственную жизнь. Во время выборов 2016 года (и еще сильнее после них) я начала чувствовать, что почти ничего не могу сделать в отношении 95 процентов того, что для меня важно. Я могу лишь высказать мнение. Бесконечный поток негатива, разрушающий мою жизнь, в то же самое время способствует укреплению власти и обогащению где-то там наверху, вне моей досягаемости.
Не хочу сказать, что я была наивной фаталисткой, думающей, что ни с чем ничего нельзя сделать. Люди каждый день делают мир лучше своими конкретными действиями. (Не я – я слишком занята Интернетом!) Но их время и труд обесцениваются и воруются прожорливым капитализмом, который движет Интернетом и которым движет сам Интернет. Сегодня у нас не остается времени ни на что, кроме экономического выживания. Интернет плавно вписался в такую ситуацию, заставив нас разделить свое и без того малое свободное время на микрочастицы, распределив их в течение всего дня. В отсутствие времени на физическое и политическое участие в жизни сообщества, чего многие желали бы, Интернет предлагает дешевую замену: он дает нам краткие моменты наслаждения и контакта, связанные с возможностью постоянно слушать и говорить. В таких условиях мнение перестает быть первым шагом к чему-либо и начинает казаться концом.
Я начала задумываться об этом в 2014 году, когда работала редактором в Jezebel [4] . Много времени проводила за чтением заголовков на женских сайтах – в большинстве своем написанных на феминистском сленге. В этой реальности речь постоянно воспринималась как исключительно благотворное и приносящее удовлетворение действие: я видела заголовки: «Майли Сайрус [5] высказалась о гендерной текучести в Snapchat, и это было прекрасно», «Выступление Эми Шумер [6] о телесной уверенности на церемонии вручения премий Women’s Magazine повергнет вас в слезы». Формирование мнения также стало считаться разновидностью действия: посты в блогах предлагали советы о том, как относиться к сетевым конфликтам или конкретным сценам на телевидении. Даже идентичность и та приобрела черты действия. Само существование в качестве феминистки стало сродни некой важной работе. Эти идеи усилились и усложнились в эпоху Трампа, когда, с одной стороны, люди вроде меня занимались излиянием своего гнева в Интернете и, как правило, ничего
4
Jezebel – феминистическое онлайн-издание для женщин.
5
Майли Сайрус – американская певица, автор песен и актриса.
6
Эми Шумер – американская стендап-комедиантка, сценаристка, продюсер и актриса.
7
Харви Вайнштейн – американский кинопродюсер, бывший член правления и сооснователь компании Miramax Films, а также совладелец компании The Weinstein Company. Лауреат премий «Оскар» и BAFTA за фильм «Влюбленный Шекспир». Являлся одним из самых влиятельных продюсеров Голливуда. В октябре 2017 года Вайнштейна уволили из The Weinstein Company после того, как десятки актрис обвинили его в сексуальных домогательствах. История обвинений в адрес Вайнштейна породила так называемый эффект Вайнштейна, когда аналогичным обвинениям подверглись многие знаменитости.
Гофман отмечает разницу между реальным действием и выражением действия, между чувством и передачей чувства. «Представление активности будет в определенной степени отличаться от самой активности и, следовательно, неизбежно искажать ее», – пишет Гофман. (Сравните реальное любование закатом с попыткой сообщения аудитории, что вы любуетесь закатом.) Интернет предназначен именно для такого искажения. Он подталкивает нас к созданию определенных впечатлений, а не дает этим впечатлениям возникать «в качестве случайного побочного продукта [нашей] активности». Вот почему в Интернете так легко перестать стараться быть достойным, разумным, политически грамотным – и начать просто казаться таким.
Поскольку ценность речи в сетевой экономике внимания еще больше возрастает, эта проблема усугубляется. Я сама продолжаю пользоваться ее благами: моя карьера стала возможной именно благодаря тому, что Интернет разрушил идентичность, мнение и действие. Как писатель, чаще всего критикующий и пишущий от первого лица, я в определенной степени оправдываю свою сомнительную привычку проводить целый день в попытках разобраться в своих мыслях. Как читатель я, конечно, благодарна тем, кто помогает мне понять разные вещи. Я рада, что им (и мне) платят за это. Я рада и тому, что Интернет обеспечил авторам, которые раньше и мечтать не могли о такой возможности или оставались где-то на задворках, огромную аудиторию: и я одна из них. Но вы никогда не поймаете меня на утверждении того, что профессиональное формирование мнения в эпоху Интернета – это в целом полезная вещь.
В апреле 2017 года в Times редактором раздела «Мнения» стала молодая Бари Вайс. Она окончила Колумбийский университет и работала редактором в Tablet, а потом в The Wall Street Journal. Взгляды ее отличались консерватизмом с сионистским уклоном. В университете она создала группу «Колумбийцы за академическую свободу». Группа требовала от руководства университета наказать пропалестински настроенного профессора, который «пытался запугать» Вайс. Так она заявляла в 2005 году.
В Times Вайс сразу же начала вести весьма риторические и политизированные колонки, где жесткая оборона маскировалась под бесстрастность. «Жертвенное состояние как способ восприятия мира сродни святости; власть и привилегии – это нечто нечестивое», – писала она. Довольно элегантный пассаж для статьи, в которой автор предостерегала читателей от опасности пробуждения антисемитизма. Поводом к этому стали действия небольшой группы активистов – организаторы дайк-марша в Чикаго запретили использование флагов со звездой Давида. В своей колонке Бари Вайс заклеймила позором организаторов Женского марша, а также посты в социальных сетях в поддержку Ассаты Шакур [8] и Луиса Фаррахана [9] . Во всем этом она видела тревожный признак того, что прогрессисты, как и консерваторы, не способны справиться со своей внутренней ненавистью. (Подобные аргументы обеих сторон всегда привлекательны для тех, кто хочет казаться нетривиальным и одновременно продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство. На сей раз требовалось не обращать внимания на тот факт, что либералы были одержимы «цивилизованностью», тогда как президент-республиканец активно поддерживал насилие во всех сферах. Позже, когда в Tablet было опубликовано расследование относительно организаторов Женского марша, которые поддерживали весьма тесные связи с «Нацией ислама», эти люди подверглись острой критике со стороны либералов, не лишенных инстинкта самосохранения. Именно потому что левые очень серьезно относились к вопросам насилия и ненависти, Женский марш со временем распался на две группы.) В колонках Вайс часто встречались весьма преувеличенные предсказания касательно того, что ее смелый и независимый образ мыслей выведет ее противников из себя и заставит выступить с нападками. «Меня неизбежно назовут расисткой», – писала она в колонке «Троекратное ура культурному присвоению». В другой: «Меня будут обвинять в крайне правых взглядах или причислят к исламофобам». Что ж, так оно и есть.
8
Ассата Олугбала Шакур – американская политическая и общественная деятельница и разыскиваемая осужденная преступница, член националистических афроамериканских группировок «Партия черных пантер» и «Черная освободительная армия».
9
Луис Фаррахан – американский общественный деятель. Лидер радикальной организации «Нация ислама».
Хотя Вайс заявляла, что люди должны спокойнее относиться к тем, кто их оскорбляет или не согласен с ними, сама она редко следовала собственному совету. Во время зимних Олимпийских игр 2018 года, увидев, как Мираи Нагасу приземлилась после тройного акселя (первая американская фигуристка выполнила этот элемент на Олимпиаде), она тут же написала в Twitter очень забавный комплимент: «Иммигранты: они это сделали!» Поскольку Нагасу вообще-то родилась в Калифорнии, на Вайс немедленно обрушились со всех сторон. Такое часто случается в сети, когда вы делаете нечто оскорбительное. Когда я работала в Jezebel, меня раз пять в год поносили в Twitter за то, что я написала или отредактировала. Иногда о наших ошибках писали целые статьи. Часто это было тяжело и неприятно, но всегда полезно. Вайс, со своей стороны, отвечала, что называние ее расистского твита расистским – это «признак конца цивилизации». Через пару недель она опубликовала колонку под провокационным названием «Теперь мы все фашисты», в которой утверждала, что разъяренные либералы создают «нравственное выравнивание общества». Порой кажется, что главная стратегия Вайс – разжечь конфликт достаточно острый, чтобы вызвать критику, а затем выбрать из критики худшее, чтобы сделать это основой очередного яростного конфликта. Ее мировоззрение отражает взгляды огромной, разъяренной, одержимой комплексом неполноценности толпы.