Кризис античной культуры
Шрифт:
Таковы были основные черты культуры эпохи, соединявшей элементы культур римской и эллинистической в сложном, органически связанном комплексе. Убежденность в красоте и гармоничности космоса, непреложной необходимости, благодетельности его законов и в провиденциальной миссии Рима, наиболее совершенного отражения, воплощения космоса в земном государстве были исходным пунктом, интерпретировавшимся по-своему каждым социальным слоем. Отсюда вытекали, во-первых, идея общей космической взаимосвязи, проявляющейся в единстве человечества, и особый интерес как к целостностям, объединяющим людей, так и к отдельному человеку, от природы имеющему право на счастье (счастье тоже понималось по-разному); и, во-вторых, поиски наилучшей, наиболее адекватной человеческой природе, нравам и добродетелям людей государственной формы, наиболее совершенного соотношения целого и частей, или практически — общины и граждан. Отражением кризиса полисной идеологии было осуждение испорченных нравов своего времени, апелляции к традициям «предков»,
Итак, культура эпохи римской республики зиждилась на специфической идеологии, обусловленной отношениями, присущими античной гражданской общине. Она возникла как система, на базе заложенных в ней, возможностей, определявшихся возможностями развития античного рабовладельческого способа производства в целом. Именно его неповторимые особенности определили основы мировоззрения творцов и носителей римской культуры.
Глава 3. Канун кризиса и его первые симптомы
Установление единоличной власти приемного сына и наследника Цезаря — Октавиана, впоследствии получившего от сената имя Августа, подводило итог тем процессам, которые внешним своим выражением имели гражданские войны, восстания рабов, мятежи в провинциях. Победа Августа над партией сенатской знати была победой экономически наиболее прогрессивного для того времени класса городских собственников, связанных с находившимся еще на подъеме рабовладельческим способом производства и извлекавших основную выгоду из утверждения нового строя.
Однако Август — талантливый государственный деятель и мастер социальной демагогии — принимал все меры к тому, чтобы созданный им строй представлялся благодетельным для всех классов и социальных слоев, чтобы казалось, будто он удовлетворил все их чаяния и надежды.
Как наследник Цезаря, возвысившегося в качестве вождя популяров (сторонников «власти народа» и удовлетворения требований плебса), Август на пути к власти в борьбе с сенатом выступал, между прочим, и под их лозунгами. Став главой государства, он реально удовлетворил ту часть бедноты, которая состояла в армии, раздав 300 тыс. легионерам земельные наделы за счет отчасти конфискованных у его противников, отчасти купленных на государственные средства земель. Для беднейших жителей Рима были утверждены постоянные государственные раздачи зерна и дополнительные раздачи в праздники, по случаю побед, юбилеев и т. п., устраивались театральные представления и цирковые игры, предоставлялся заработок на широко проводившихся строительных работах, в результате которых Август, по его словам, застав Рим кирпичным, оставляет его мраморным.
Заботился он и об идеологическом воздействии на плебс. Формально осуществляя политические чаяния плебса, Август стремился нейтрализовать то, что было в них опасного для правящего класса, и поставить их на службу новому строю. В конце республики, как уже упоминалось выше, весьма острым был вопрос о квартальных коллегиях, группировавшихся вокруг культа ларов и посвященного им праздника компиталий. Сенат их запрещал, как источник смут и волнений, народ требовал их восстановления. Август разрешил квартальным коллегиям функционировать, выбирать из рабов, отпущенников и свободнорожденных плебеев должностных лиц, так называемых магистров и министров, ведавших компиталиямн и отправлением культа. Но культ ларов он соединил с культом своего гения (т. е. живущей, по представлениям римлян, в каждом человеке божественной силы), сделав его, таким образом, самым широко распространенным народным культом императора. Кроме того, поскольку плебс утратил свою роль в политической жизни, поскольку законы издавались не народным собранием, а императором и им же фактически назначались государственные магистраты, лишь формально утверждавшиеся сенатом, коллегии перестали быть организациями плебса, имеющими политическое значение, как во времена республики.
В эпоху гражданских войн символом народной свободы была власть народных трибунов (выборных представителей плебса, обладавших правом вето на все действия, наносящие ущерб его интересам). По словам одного оратора-популяра, народные трибуны были страшны для магистратов, так как умеряли их своеволие и всегда были готовы прийти на помощь плебсу, и потому сила плебса в государстве определялась силой народного трибуната. Август, а впоследствии и все его преемники ежегодно облекались властью народного трибуна. Права и полномочия императора мотивировались официально тем, что по законам, принятым относительно его власти, «народ уступил ему и перенес на него свою власть и могущество» [55] . Поэтому император стал верховным собственником земли, ранее считавшейся собственностью римского народа, поэтому изданные им законы имели силу законов, принятых на народных собраниях, поэтому те, кто выступал против него, карались по древнему закону об «оскорблении величества римского народа», некогда направленному против виновных в государственной измене. Император персонифицировал народ, а значит, его власть в государстве как будто осуществляла призывы популяров восстановить суверенитет и свободу
55
55 «Институции императора Юстиниана», I, 2, 6. СПб., 1888.
Вместе с тем, достигнув к концу гражданских войн компромисса с сенатом, Август не только предоставил ему право участия в управлении государством (это была видимость участия) и закрепил за сенатом положение представителей высшего сословия, но и объявил о восстановлении республики и свободы, нарушавшейся различными пытавшимися присвоить власть «тиранами». Он укрепил права крупных собственников на их земли, так что возможность передела земли, постоянно пугавшая их во времена республики, исчезла. Август проповедовал популярные среди знати добродетели: Virtus (Мужество), Pietas, Aequitas (Справедливость) и dementia (Снисходительность). Это должно было свидетельствовать о его верности моральным устоям, составлявшим первооснову «республики предков», и законам, стоящим выше магистратов и правителей, о его стремлении к всеобщему взаимному примирению, близкому по содержанию к Согласию и Справедливости, добродетелям особенно прославлявшимся Цицероном. Смысл Справедливости в официальной пропаганде хорошо вскрыт историком Веллеем Патеркулом, жившим при преемнике Августа — Тиберии. Теперь, пишет он, воцарилась истинная справедливость, ибо могущественный стоит над простым человеком, но не презирает его, простой же поддерживает благородного, но его не боится [56] . Таким образом, должны были утвердиться в обществе согласие и социальный мир, как их понимала знать.
56
56 См.: М. Vellei Paterculi. Ex historiae Romanae, II, 426, 2.
Ко всем сословиям была обращена пропаганда якобы наступившего, наконец, благодаря усилиям и заслугам Августа «золотого века»: кончились войны, настал мир, каждый может спокойно заниматься своим делом, земля снова дает обильный урожай, вознаграждая труд земледельца, все наслаждаются счастьем и спокойствием. С прославлением «золотого века» тесно была связана кампания по возрождению старых добрых нравов, умеренности, сурового трудолюбия, благочестия, уважения к долгу, цело мудрия. Август ремонтировал старые храмы, демонстративно соблюдал полузабытые древние обряды, восстанавливал старые жреческие коллегии, с исключительной торжественностью справил так называемые секулярные игры, издревле устраивавшиеся раз в столетие в честь богов, подателей изобилия и счастья. Он издал строгие законы о семье, предписывавшие всем вступать в брак и иметь детей, строго каравшие прелюбодеяние, и требовал, чтобы его домочадцы подавали пример строгой простой жизни.
На деле истинное положение вещей было далеко не таким благополучным, как пытались это представить Август и его сторонники. Широкие массы городского плебса продолжали жить в нищете. Многие крестьяне лишились во время гражданских войн и конфискаций своих участков и вынуждены были перейти на положение арендаторов. Жесточайшие меры были приняты для подавления недовольства рабов. Многие рабы, бежавшие во время гражданских войн, были казнены. По изданному в правление Августа закону в случае убийства господина всех рабов, находившихся в его доме, пытали и казнили. Ограничен был отпуск на волю рабов, особенно «неблагонадежных». В провинциях, несмотря на некоторые ограничения произвола наместников, по-прежнему вспыхивали мятежи обремененного поборами и повинностями населения. Особенно опасными для римлян были с трудом подавленные восстания в Паннонии и Далмации и восстание прирейнских германских племен, нанесших сокрушительное поражение римским легионам.
Но все же политика Августа находила положительный отклик среди мелких и средних землевладельцев, считавших, что Август выступает против испорченных нравов нобилитета. В этом духе продолжалось начатое еще Саллюстием обличение богатства и богачей, нажившихся неблаговидными способами за счет притеснения маленьких людей. Тема эта на все лады разрабатывалась философами, поэтами, авторами сборников риторических упражнений. Кое-что здесь заимствовалось из речей популяров конца республики, но без их острой социальной направленности. Обличаемые богачи были уже не реальные представители нобилитета, а некие абстрактные фигуры. Если они конкретизировались, то представали обычно в образе разбогатевшего выскочки-отпущенника, удобной и безопасной мишени насмешек и благородного негодования. Кроме того, если выпады против крупных собственников у популяров сочетались с призывом к плебсу восстать против их власти, то теперь этот мотив начисто отпал. Напротив, испорченность нравов служила одним из оправданий сильной императорской власти: порочные люди не могут сами собой управлять, их должен обуздывать полновластный глава государства. Имущественное неравенство стало трактоваться уже не как социальное, а как моральное зло, против которого борется сам император, ратуя за добрые нравы. Как и в вопросе о суверенитете народа лозунг сохранился, по его социальный и политический смысл нейтрализовался общей направленностью социальной демагогии.