Кризис мирового капитализма

Сорос Джордж

Я признаю, что ученые могут принять специальные меры предосторожности с целью изоляции своих утверждений от предмета изучения, например держать предсказания в тайне.

Но зачем это надо? Является ли целью науки приобретение знаний ради них самих или ради других выгод? В естественных науках такого вопроса не возникает, поскольку выгоды могут быть получены только после приобретения знания. В общественных науках ситуация иная: рефлексивность предлагает короткий путь. Здесь, чтобы теория оказывала влияния на поведение людей, она необязательно должна быть истинной.

Классическим примером усилий псевдоученых наблюдателей навязать свою волю предмету была попытка превратить обычный металл в золото. Алхимики долго и упорно работали, пока не были вынуждены оставить попытки в силу их бесплодности. Их провал был неизбежен, поскольку поведение обычного металла определяется универсально

действенными законами, которые не могут быть изменены какими-либо утверждениями, магическими заклинаниями или ритуалами. Престиж современных экономистов, особенно в области политики и финансовых рынков, демонстрирует, что средневековые алхимики шли по ложному пути. Обычные металлы не могут быть превращены в золото магическими заклинаниями, но люди могут обогатиться на финансовых рынках и оказывать влияние в политике, предлагая на обсуждение ложные теории или сбывающиеся пророчества. Более того – их шансы на успех увеличиваются, если они могут выступать под знаменем науки. Стоит отметить, что и Маркс, и Фрейд громко заявляли о научном статусе своих теорий и основывали многие свои заключения на авторитете, который им придавало то, что они были «научными». Как только эта идея доходит до сознания, само выражение «общественная наука» начинает вызывать подозрение. Эти слова часто являются магическими, они используются «общественными алхимиками», стремящимися навязать свою волю предмету изучения путем магических заклинаний.

Ученые, занимающиеся общественными науками, предпринимали массу попыток и продолжают пытаться подражать своим собратьям по естественным наукам, но с удивительно скромным успехом. Их усилия часто создают пародию на естественные науки. Но между неудачами ученых, занимающихся общественными науками, и неудачами алхимиков существует большая разница. Алхимиков постигла полная неудача, ученые, занимающиеся общественными науками, узурпируя авторитет естественных наук, сумели добиться значительного общественного и политического влияния. Поведение людей, именно потому что ими не руководит реальность, легко поддается влиянию теорий. В области естественных явлений научный метод эффективен только тогда, когда теории оказываются действенными; но в общественных, политических и экономических вопросах теории могут быть эффективны и при этом не быть действенными. Хотя алхимия и потерпела неудачу как наука, общественные науки могут преуспеть, как когда-то преуспевала алхимия.

Карл Поппер видел опасность использования политическими идеологиями престижа науки для влияния на ход истории; опасность была особенно серьезной в случае марксизма. Для защиты научного метода от таких злоупотреблений он провозгласил, что теории, которые не могут быть искажены, не могут считаться научными. Но даже обладая самой сильной в мире волей, мы не можем вписать рефлексивные явления в модель Поппера, и даже теории, удовлетворяющие этим требованиям, могут использоваться в политических целях. Например, экономисты пытались избежать введения оценочных суждений, но именно в результате этого их теории были присвоены сторонниками идеи «свободного рынка» и использованы в качестве обоснования самого всепроникающего оценочного суждения, которое можно только представить: оптимального из существующих социальных результатов можно достичь только в условиях рыночной конкуренции.

Существует лучший способ защитить научный метод. Единственное, что нам следует сделать, так это объявить, что общественные науки не имеют и никогда не могут иметь права на статус, который мы предоставляем естественным наукам, независимо от того, какие достижения получены в общественных и социальных исследованиях. Это бы остановило демонстрацию заимствованных «украшений» псевдонаучными социальными теориями; а также рабское подражание естественным наукам в областях, где это неуместно. Это не предотвратило бы попыток создать универсально действенные законы, определяющие поведение человека, но помогло бы уменьшить наши ожидания относительно результатов. Мы могли бы сделать и большее. Такие убеждения помогли бы нам примириться с ограниченностью нашего знания и освободили бы общественные науки от смирительной рубашки, которую на нее надели амбиции сторонников приобретения научного статуса. Именно эту идею я пропагандировал в своей книге «Алхимия финансов», когда я назвал общественные науки ложной метафорой. Модель Поппера работает с обобщениями, действенными бесконечно долго. Если рефлексивность – это связанный временем, необратимый процесс, тогда почему он должен вписываться в модель Поппера?

Признание

ограниченности общественных наук не означает, что мы должны отказаться от поиска истины при изучении общественных явлений. Это только означает, что поиск истины требует от нас признания того, что некоторые аспекты поведения человека не определяются законами, действующими бесконечно долго. Такое признание должно воодушевлять нас на поиск других путей, ведущих к пониманию. Поиск истины также вынуждает нас признать, что общественные явления могут подпадать под влияние теорий, которые были разработаны для их объяснения. В результате изучение общественных явлений может быть мотивировано целями, отличными от поиска истины. Наилучший способ защититься от злоупотребления научным методом состоит в признании того, что общественные теории могут оказывать влияние на предмет, который они описывают.

Критический анализ экономической теории

Экономическая теория – самая далеко идущая попытка участвовать в конкуренции с естественными науками, и эта попытка, без сомнения, является весьма успешной. Экономисты – последователи классической теории были вдохновлены достижениями ньютоновской физики. Они пытались установить универсально действенные законы, которые могли бы быть использованы как для объяснения, так и для предсказания экономического поведения, и надеялись достичь этой цели, опираясь на концепцию равновесия. Концепция позволила сконцентрировать экономический анализ на конечном результате и пренебречь временными нарушениями равновесия. Маятник не перестает двигаться вокруг одной и той же точки, независимо от того, как велика была амплитуда его колебаний; именно этот «центристский» принцип позволил экономистам-теоретикам сформулировать бесконечно долго действующие правила об уравновешивающей роли рынка.

Концепция равновесия – очень полезна, но она также может быть и очень обманчивой. У нее есть аура некоторого эмпиризма. Но это – не так. Само по себе равновесие в реальной жизни наблюдается редко – рыночные цены имеют печально известную репутацию колебаться. Процесс, который можно наблюдать, как предполагается, стремится к равновесию, но равновесия можно никогда и не достигнуть. Верно, что участники рынка приспосабливаются к рыночным ценам, но, возможно, они приспосабливаются к постоянно движущейся цели. В таком случае называть поведение участников процессом приспособления было бы ошибочно.

Равновесие – продукт аксиоматической системы. Экономическая теория строится на принципах логики и математики: она основана на некоторых постулатах, и все ее выводы также основываются на этих постулатах в результате логической манипуляции. Возможно, что равновесие никогда не будет достигнуто, но этот факт не должен делать недействительным логическое построение, где некое гипотетическое равновесие представляется как модель реальности, вводя тем самым значительное искажение. Евклидова геометрия была и остается вполне действенной аксиоматической системой, но она позволяла давать фактам неверные толкования, например, что Земля – плоская.

Равновесие не всегда является движущейся целью. Существует много ситуаций, в которых когнитивная функция реализуется постоянно, а пересечение кривых спроса и предложения не всегда определяет точку равновесия. Но существуют также и многочисленные события, исключаемые из процесса рассмотрения, когда кривые спроса и предложения берутся как данные. Это исключение было оправдано по методологическим соображениям: утверждается, что экономическая теория не рассматривает кривые спроса и предложения самостоятельно, а только во взаимосвязи [ 6 ]. За этим утверждением скрывается предположение, что механизм цен работает только в одном направлении – пассивно отражая условия спроса и предложения. Когда продавцы знают, сколько товара они готовы предложить по определенной цене, а покупатели знают, сколько они готовы купить, – должно установиться равновесие, чтобы рынок нашел ту единственную цену, которая соответствует данному спросу и предложению. Но что, если само движение цен меняет намерения покупателей и продавцов торговать по данной цене, например, потому что они ожидают повышения цены в будущем? Эта возможность, являющаяся доминирующим фактором жизни финансовых рынков и промышленности с быстро развивающимися технологиями, просто отметается.

6

Lionel Bobbins. An Essay on the Nature and Significance of Economic Science. London: Macmillan. 1969.