Кризисы в истории цивилизаций
Шрифт:
Фальшивки были тогда обычным средством войны, и Наполеон использовал их так же, как он использовал в военных действиях барабаны, лошадей и пушки. Император штамповал австрийские, а перед русской кампанией – и русские деньги.
Одна из наполеоновских типографий располагалась на Монпарнасе и возглавлял ее брат наполеоновского секретаря. Причем к процессу изготовления фальшивок французы подходили весьма тщательно: в особом помещении только что изготовленные и высушенные деньги бросали в слой пыли и гоняли по этой пыли метелками, чтобы искусственно состарить фальшивки и придать им вид походивших по рукам денег.
Перед самой войной с Россией типографию перевели из Парижа в Варшаву, а потом
Наполеон начал эту операцию еще до вторжения. Российский министр финансов весной 1812 года докладывал государю, что из-за границы на территорию страны поступают французские фальшивки.
Казалось бы, что общего между фальшивками и самыми настоящими долларами США, которые правительство США печатало и вывозило в Европу? А то, что и те, и другие ничем не были обеспечены!
До поры до времени европейские правительства были спокойны: гуляющие в Европе евродоллары как бы обеспечивались золотом – так, во всяком случае, говорили американцы. Дело в том, что в 1944 году были подписаны так называемые Бреттон-Вудские соглашения, которые закрепляли золотое содержание доллара: Соединенные Штаты обещали обменивать доллары на золото в соотношении 35 долларов за одну унцию благородного металла.
Беспокоила европейцев только инфляция. Цены у них почему-то росли. А в Америке не росли. Система работала так: для решения своих проблем янки печатают бумажки с портретами. Печатают сверх допустимого. Избыточно. Выплачивают безработным, военным, прочим всяким… Потом собирают в виде налогов. И тут должна начаться инфляция. Дело в том, что инфляция не возникает сразу после вброса денег, а с некоторым лагом. Здесь главное вовремя деньги из системы изъять и кому-нибудь «одолжить». Желательно безвозвратно.
И получается, что у американцев происходит подстегивание экономики, а у одалживателей – инфляция. Кстати говоря, ввоз золота в Испанию после открытия Америки тоже поначалу вызвал экономический всплеск – за счет насыщения рынка «настоящими» деньгами. Ведь новые деньги всегда поначалу воспринимаются как «настоящие», пока постепенно не происходит понимание, что это не так – что их как- то уж слишком много стало…
В общем, в Европе росло количество денег. И неважно, что выглядели доллары совсем не как гульдены, марки, лиры и франки, – ведь на них тоже можно было купить реальный товар, пусть даже предварительно обменяв на свою валюту.
Схема работала прекрасно, и американцам оставалось только озабочиваться тем, чтобы одолженные доллары, не дай бог, не вернулись обратно. А для этого собственная национальная денежная единица страны, куда сбрасывают доллары, должна обесцениваться быстрее, чем сам доллар. Обесцениваться постоянно и с неизбежностью солнечного захода. Иначе туземцы не будут любить доллар, а будут любить свою деньгу. Национальная единица обязана падать всегда, постоянно и, что принципиально, быстрее доллара. Только при этом условии население будет хранить баксы как средство накопления. В противном случае карманные портреты Франклина, Гранта, Джексона, Гамильтона, Линкольна, Вашингтона брать не станут.
Именно так и случилось в Европе, когда она победила инфляцию. Как победила? А вот как.
Если страну заедает инфляция, есть только один способ борьбы с ней – правильная монетарная политика. Только монетаризм творит чудеса – наполняет прилавки товарами, дает импульс экономике, вселяет в людей уверенность. Принцип правильной политики всегда один – ограничение денежной массы. Отличия бывают только в технических способах решения задачи.
Скажем,
Послевоенная Европа, измученная долларовыми вливаниями и вызванной ими инфляцией, ту же задачу решила в два раза быстрее. Правда, тактика у каждого была своя, а стратегия одна – укрепление собственной валюты путем зажатия денежной массы.
Много написано о Германском экономическом чуде. Его сотворил монетарист, профессор Людвиг Эрхард. Техническое решение – денежная реформа. В ночь на 21 июня 1948 года была отменена рейхсмарка и введена дойчмарка. Каждый житель страны получил на руки 40 DМ, к которым в сентябре добавили 20 DМ. И объявили: «А больше денег в стране нету, деритесь за эти. И ни пфеннигом больше не напечатаем!» Пенсии, зарплату и квартплату пересчитали в соотношении 1:1, наличность и частные сбережения обменяли так: половину в соотношении 1:10, а вторую половину 1:20. Обязательства банков и учреждений бывшего рейха аннулировали. Предприятия получили наличность только для выплаты первой зарплаты, а в дальнейшем обязаны были жить только за счет реализованной продукции. Выпускаете неконкурентоспособную продукцию? Увольняйте рабочих и банкротьтесь – государство поддерживать нерентабельные предприятия не будет, у него самого денег нет. Жестко, но разумно.
К тому же немцы «обманули» американцев. Зная о планах вброса в Европу в качестве «помощи» большого количества долларов, немцы выяснили, сколько именно баксов к ним будет сброшено. Исходя из товарных цен рассчитали сумму денег, которая им потребуется для нормального внутреннего обращения. Вычли «евродоллары». И уже остаток заказали напечатать за океаном в форме дойчмарки. Таким способом Эрхард нейтрализовал импортную инфляцию еще до ее появления. А напечатаны дойчмарки были за границей, чтобы у правительства не было соблазна их допечатать.
Здесь я прерву ход чибрикинской мысли – так же, как сделал это чуть ранее, рассказывая о фальшивках Наполеона, и скажу пару слов о том, кто такой Эрхард и почему ему удалось наполнить немецкие прилавки товарами и вообще совершить то самое «немецкое экономическое чудо».
Эрхард – немецкий Гайдар. Или, правильнее сказать, Гайдар – русский Эрхард?
Еще в дофашистские годы немецкий экономист Людвиг Эрхард заявил о наступлении новой эры в экономике – эры потребительства. Правда, впрямую он этого не сформулировал, просто указал, что нужно расширять спектр товаров широкого потребления – ибо только потребительство может спасти от кризиса (это было сказано им во времена Великой депрессии, в 1932 году).
Кроме того, Эрхард был убежденным монетаристом и антисоциалистом – сторонником свободного ценообразования и конкурентной экономики. Обретя после крушения нацизма властные полномочия, он начал претворять свои принципы в жизнь и первым делом избавился от регулирования экономики, доставшегося ему и ей (экономике) от национального социализма гитлеровской эпохи. В частности, после денежной реформы он отпустил на свободу цены и отменил кучу нормативных актов, с помощью которых раньше пытались управлять экономикой.