Крокодил или война между добром и злом, случившаяся в царствование Людовика XV
Шрифт:
«Моё особое духовное течение (secte) – это Провидение, обращённые мною люди – это я сам, а религия моя – правда [59] . Давно уже такова самая суть всех моих идей и чувств, всего моего учения» [MP. № 488].
3. Особенности поэмы Сен-Мартена и её дурная слава
На каком основании в заглавии этого небольшого введения утверждается, что «Крокодил» можно рассматривать в качестве вершины жизни и творчества Сен-Мартена? Почему вообще из десятка важных философских работ Сен-Мартена, не перевёденных на русский язык, был выбран именно «Крокодил», далеко не самая известная его работа?
59
О
Причина этого выбора в уникальности позднего «Крокодила», вышедшего ещё за четыре года до ухода из жизни Сен-Мартена под названием его «посмертного труда». Основополагающие работы Сен-Мартена – это или молитва или проповедь. «Крокодил» примечателен не только своей «необычностью», подчёркиваемой и знатоками наследия Сен-Мартена, и даже людьми, знавшими его лично, но и тем, что учение «неизвестного философа» здесь нашло художественное выражение, а сам он, выступающий в остальных работах как бы от своего лица, здесь становится ещё и «неизвестным автором». В поэме осуществилось желание Сен-Мартена максимально оживить свои работы [Saint-Martin 1807 II: 120–121]. Именно поэтому посмертно опубликованный «Мой портрет», имеющий характер исповеди, а не проповеди, что несравненно дороже [Гачев 1997: 254–257, 451], на наш взгляд, ценнее всех работ Сен-Мартена (включая «Крокодила») вместе взятых.
Сен-Мартен отмечает точный день окончания своей поэмы, за три дня до штурма дворца Тюильри:
«В понедельник, 7 августа 1792 г. в час дня, я закончил "Крокодила” в небольшом кабинете в своих птибурских апартаментах, выходящем окнами на Сену. Это произошло в ту же неделю, когда Французская революция сделала огромный шаг вперёд, 10-го числа крупное столкновение произошло в Париже, куда я приехал 8-го. В Пти-Бур я возвратился 16-го. "Крокодил” с тех пор получил множество добавлений, но суть поэмы осталась той же, что и в то время, когда она был завершена» [MP № 669].
Примечательно, что сдержанный обычно в отношении своих «трактатов» Сен-Мартен, похоже, ждал много от «Крокодила» и даже упоминал людей среди своих знакомых, на кого поэма с первых песней произвела ошеломляющее впечатление [MP. № 541]. Этим надеждам не суждено было оправдаться, и книга не получила признания. По выражению Фабьены Мур, поэма «кое-кого удивила (raised a few eyebrows), но всё же не смогла ни внимания, ни похвалы снискать» [Moore 2006: 80]. Сен-Мартен жалел об этом и был уверен, что при должной редактуре она может стать шедевром, впрочем, отдавая себе отчёт, что книга останется непонятой, если читатель не сможет понять её философских оснований:
«"Крокодил”, выйдя в свет, не стал сильным потрясением, потому что основоположения, на которых он покоится, так далеки от принятых представлений, что его и не поняли… "Крокодил”, и правда, полон небрежностей, он чувствует в себе неимоверное желание своего автора от них избавиться. Но даже при этом несомненно – если "Крокодила” ещё раз подчистить, он мог бы стать жемчужиной, так много необычайного, сладостного и колкого обещала и могла дать основа книги. Всё это будет прибережено для второго издания, если оно вообще когда-нибудь состоится, в чём я сомневаюсь» (курсив наш – М. Ф.) [MP. № 960].
Второе издание поэмы, о котором мечтал Сен-Мартен, так и не осуществилось при его жизни, и надежды на то, что она будет оценена по достоинству, не оправдались. Более того, репутация поэмы со временем становилась только хуже. Жанс в «Биографической заметке» о Сен-Мартене «Крокодила» определяет так:
«Гротесковая поэма, одна из самых необычных, выдерживающая сравнение даже с Рабле [60] , которая сталкивает добро и зло, и под личиной феерии скрывает наставления и критику, откровенная правдивость которых могла бы оскорбить определённые
60
Букв.: «одна из самых странных, даже после [выхода книг] Рабле» (des plus bizarres, m^eme apr`es Rabelais).
Ещё более категоричную оценку поэме даёт профессор (с 1824 г., а в 1837–1872 гг. декан) факультета французской литературы в университете города Безансон Жан-Батист Перенне (1800–1873) в статье о Сен-Мартене, помещённой в его дополнениях к биографическому справочника Франсуа де Феллера (1735–1802):
«Это произведение самое тёмное, какое только рождало на свет божий мутное воображение его автора, поэтическим талантам которого оно не делает никакой чести» [P'erenn`es 1834: 218].
Приводя расшифровку имён, которые носят герои «Крокодила», являющихся, как он верно замечает, «ключом ко всей поэме», Перенне добавляет, как бы забивая гвоздь в крышку гроба этой книги: «но это её не делает ни менее скучной, ни более доступной уразумению» [P'erenn`es 1834: 218]. Слова Жанса о «романе загадочном и тёмном» ('enigmatique et obscur) [Gence 1824: 13], повторит почти через тридцать лет Каро: «тёмная гротесковая поэма» [Caro 1852: 92].
Большую роль в укреплении репутации «Крокодила» как произведения и сложного и претенциозно-посредственного, сыграл виднейший французский литературный критик Шарль Огюстен де Сент-Бёв (1804–1869), касающийся Сен-Мартена и его поэмы в своём цикле «Непринуждённые беседы в понедельник» (1851–1862) [61] . Вспоминая о заметке Сен-Мартена с указанием дня, когда был закончен «Крокодил» [MP. № 669], он замечает:
61
Название этого цикла литературно-критических и биографических заметок Сент-Бёва уместнее, опираясь на значение causerie как непринуждённой болтовни, переводить не: «Беседы по понедельникам» [Трескунов 1970: 31], а: «Разговоры в понедельник о том о сём», а лучше просто как: «Понедельничные турусы».
«Жаль, что эта дата, им точно и с удовлетворением отмеченная, лишена привязки к труду, более достойному упоминания. Одним из самых примечательных заблуждений Сен-Мартена была его уверенность, что "Крокодил", отделанный чуть тщательнее и с большим вниманием к деталям – как он говорит, "ещё раз подчищенный" – мог бы стать жемчужиной. У Сен-Мартена, видимо, была некая комическая "жилка", тонкое чувство юмора в досужих беседах, и он постоянно возвращается к этой теме, чтобы "Крокодила" сделать понятным. Но, когда перо уже у него в руках, веселье это испаряется куда-то и уступает место шуткам по большей части тяжеловесным и наиболее дурновкусным. Смех вообще не особо мистикам к лицу, сложно себе представить жизнерадостного Фенелона [62] в весёлом расположении духа. Сен-Мартен никаких очков не заработал, обратившись к жанру, в котором подвизался его земляк Рабле» [Sainte-Beuve 1854: 210].
62
Франсуа Фенелон (1651–1715) – французский писатель и богослов, видный сторонник аскетической мистической доктрины мадам Гюйон (1648–1717).
Полагать, что непринятый литературным сообществом, «Крокодил» всё-таки обрёл культовую репутацию в среде «эзотерической», также не стоит. В конце XIX в. Гуайта, давший блестящий очерк поэмы, задастся вопросом:
«Какой любитель оккультизма – не исключаем мы и тех, кто Сен-Мартену интеллектуально наследовал – взял на себя труд поразмышлять над "Крокодилом" <…>? Вслух эту тему не обсуждая, многие почитатели великого мистика (Сен-Мартена – М. Ф.) согласны между собой – они воздерживаются от того, чтобы даже критиковать эту "ошибку учителя" (вот привычный ярлык для поэмы)» [Guaita 1920: 406].