Кронштадт и Питер в 1917 году
Шрифт:
С «Баяна» мы двинулись на тральщики, в большом количестве стоявшие у стенки Ревельской гавани. Но здесь отношение было совершенно иное. Вредное влияние контрреволюционных слоев комсостава здесь чувствовалось в значительно меньшей степени. На этих кораблях командиром зачастую состоял прапорщик флота, не примыкавший к корпорации замкнутого морского офицерства и поэтому более терпимо относившийся к чуждым ему политическим идеям. Команда тральщиков с большим интересом прослушала наши речи, проявила полную солидарность и без конца благодарила нас за посещение. «Спасибо, товарищи, за то, что нас навестили. К нам так редко приезжают ораторы», — раздавались единодушные возгласы, когда мы по сходням возвращались на берег. Кроме «Баяна» и тральщиков мы посетили еще учебное судно «Петр Великий».
Не менее радушно и гостеприимно нас принял отряд морской авиации, расположенный недалеко от Ревеля. Туда и обратно авиаторы доставили нас на своем автомобиле. Ревель был конечным пунктом нашего объезда финских берегов. На этом кронштадтская делегация могла считать
Глава VII. ИЮЛЬСКИЕ ДНИ
1. 3 ИЮЛЯ
3 июля, около двух часов дня, к нам в Кронштадт приехала из Питера группа делегатов 1 пулеметного полка, по-видимому, находившихся под влиянием анархистов.
102
С отчетом о результатах поездки делегации Кронштадтского Совета Ф. Ф. Раскольников выступил на заседании Совета 27 июня 1917 г. Текст воспоминаний зачастую совпадает с докладом Ф. Ф. Раскольникова на Совете.
По прибытии в Кронштадтский Совет их провели ко мне, как к товарищу председателя Совета. Прежде всего и поинтересовался узнать о цели их приезда. Наши гости, во главе которых стояла какая-то женщина, объяснили, что имеют намерение организовать несколько публичных выступлений на тему о текущем моменте и, в частности, о разгроме дачи Дурново [103] , где тогда помещался анархистский центр. И раньше анархисты самых различных оттенков нередко наезжали в Кронштадт. Они прекрасно учитывали исключительную роль Кронштадта в революционном движении, его боевые настроения, его огромную потенциальную революционность и, естественно, стремились перетянуть красный Котлин на свою сторону, завладеть этой твердыней большевизма.
103
Дача принадлежала в свое время сенатору П. Н. Дурново. После Февральской революции здесь размещались правление профсоюзов Выборгского района, комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, рабочий клуб «Просвет», профсоюз булочников, Петроградская федерация анархистов-коммунистов, организация эсеров-максималистов. Попытка министра юстиции П. И. Переверзева выселить организации рабочих вызвала 8 (21) июня забастовку 28 заводов, которая привела к июньской забастовке. Во время демонстрации 18 июня (1 июля) анархисты освободили из тюрьмы «Кресты» 6 анархистов и члена Военной организации РСДРП (б) Ф. П. Хаустова. Это послужило поводом для разгрома дачи Дурново, организованного Временным правительством в ночь с 19 июня (2 июля). Было убито 2 анархиста и арестовало 59 человек. Этот вооруженный налет вызвал сильное возмущение рабочих, солдат и матросов и стал звеном, приведшим к июльским событиям.
Неоднократно наведывался в Кронштадт и глава анархистов-коммунистов небезызвестный Блейхман, обрушиваясь на нас в Совете за то, что мы разрешаем передавать арестованным офицерам продовольственные посылки вместо яда, которого, по мнению Блейхмана, они заслуживали. Я немилосердно спорил с лидером анархистов и его друзьями, но в общем отношения у нас были хорошие, товарищеские. В то время анархисты не имели серьезного влияния, а своими выступлениями против Временного правительства они часто лили воду на мельницу нашей партии.
У нас в Кронштадте существовала постоянная организация анархистов-синдикалистов, руководимая тов. Ярчуком, но никакого самостоятельного значения она не имела и против нас почти никогда не выступала [104] .
Ярчук, по профессии портной, только что вернувшийся из Америки, где он жил в эмиграции, довольно благожелательно относился к партии большевиков и тактику своей немногочисленной группы всегда старался согласовать с действиями нашей партии. Таким образом, мы к анархистам привыкли, усвоили методы их политической аргументации и натренировались в борьбе с ними. По этой части особенно успешно действовал Семен Рошаль, которому очень хорошо удавалось, с помощью свойственного ему юмора, высмеять идеологию анархистов и наглядно показать нецелесообразность, утопичность, бессодержательность и мелкобуржуазность их политических лозунгов, поскольку они выступают за пределы нашей платформы. Естественно, что гастрольный приезд новой полуанархической группы нас нисколько не удивил. Но я счел долгом их предупредить, что политическое настроение у нас достаточно приподнято, приводить массы в еще большее возбуждение сейчас не следует, так как это может вызвать стихийное, неорганизованное выступление.
104
В первой публикации предложение имело продолжение: «а обычно нас поддерживала и с нами солидаризировалась» (Пролетарская революция. 1923. № 5. С. 53).
Они обещали не бросать в массы никаких конкретных призывов и уверили меня, что они далеки от желания вносить дезорганизацию в политическую жизнь красного Кронштадта. Для начала своего выступления пулеметчики избрали 1-й Балтийский экипаж, адрес
На этот раз к телефону подошел тов. Каменев и предупредил меня, что со стороны прибывших делегатов-пулеметчиков можно ожидать провокации в связи с тем, что в Петрограде 1 пулеметный полк, несмотря на сопротивление нашей партии, уже выступил на улицу с пулеметами на грузовиках [105] . Другие части Петроградского гарнизона пока не присоединились, и наша партия этот безответственный шаг не поддерживает.
Едва я успел отойти от аппарата, как мне сообщили, что на Якорной площади собирается митинг. Оказывается, инициаторами его были приезжие депутаты. В данпом случае они действовали совершенно «анархически», не только не сговорившись с Советом, но даже игнорируя близких себе по духу анархистов-синдикалистов.
105
Демонстрация в Петрограде, инициатором которой стали солдаты 1 пулеметного полка, находившиеся под сильным влиянием анархистов, началась в ответ на известия о поражении на фронте и о выходе кадетов из правительства. ЦК и ПК РСДРП(б), Военная организация при ЦК партии, Межрайонный комитет РСДРП и комиссия рабочей секции Петроградского Совета приняли решение об участии в движении, чтобы превратить его в «мирное и организованное выявление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда».
«Наша партия, — писал В. И. Ленин, — исполнила свой безусловный долг, идя вместе с справедливо возмущенными массами 4 го июля и стараясь внести в их движение, в их выступление возможно более мирный и организованный характер. Ибо 4-го июля еще возможен был мирный переход власти к Советам, еще возможно было широкое развитие вперед русской революции» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 25).
Лидер последних, Ярчук, ничего не подозревая, мирно читал лекцию в помещении сухопутного манежа на необъятную тему «Война и мир», когда туда влетело несколько человек с возгласами: «Товарищи, на митинг!» Вся аудитория, словно от прикосновения электрического тока, мгновенно вскочила с мест и устремилась к выходу. Лектор-анархист, оставшись в одиночестве, последовал за слушателями на Якорную площадь.
Кронштадтский комитет нашей партии уже почти весь был в сборе.
Первым говорил один из приехавших. Истерическим голосом он описывал преследование анархистов Временным правительством. Но центральным моментом его речи было сообщение о назначенном на сегодня выступлении 1 пулеметного полка и других частей Петроградского гарнизона.
— Товарищи, — со слезливым подъемом говорил анархист. — Сейчас в Петрограде, может быть, уже льется братская кровь. Неужели же вы откажетесь поддержать своих товарищей, неужели вы не выступите на защиту революции?
На впечатлительную, по преимуществу морскую аудиторию такие речи оказывали сильнейшее впечатление.
После приезжего оратора с успокоительной речью попробовал выступить тов. Рошаль.
Когда он взошел на импровизированную деревянную трибуну, вся Якорная площадь застыла в молчании. Каждому было интересно услышать, что скажет этот популярный и остроумный оратор. Но когда Семен со свойственной ему резкостью и прямотой высказался против демонстрации по причинам ее несвоевременности и стал горячо призывать к воздержанию от участия в ней, то тысячи голосов закричали «долой» и подняли такой шум и свист, что моему бедному другу пришлось сойти с трибуны, даже не закончив своей речи. Это был первый и последний случай расхождения Рошаля с массой в его кронштадтской работе; обычно все его речи имели большой успех, выслушивались с глубоким вниманием и если перебивались в середине, то только аплодисментами или сочувственным хохотом. Немудрено, что эта непривычная неудача глубоко расстроила и потрясла тов. Рошаля.
После него взял слово представитель левых эсеров тов. Брушвит. (Его не следует смешивать с однофамильцем и, может быть, родственником, правым эсером, членом учредилки и участникам чехословацкой авантюры.) Наш кронштадтский Брушвит был по тем временам довольно левым и очень талантливо владел простонародным, крестьянским языком с веселыми шуточками и прибауточками.
Его кронштадтцы тоже любили слушать. Внешне он довольно благожелательно относился к нам, большевикам, и, во всяком случае, из тактических соображений, боясь повредить своей популярности, никогда не позволял себе выступать против нас. В то время серьезных тактических разногласий между нами и левыми эсерами еще не было и своей агитацией они обычно только облегчали нашу работу. На этот раз Брушвит поднялся на трибуну, чтобы развить ту самую точку зрения, которой придерживались и мы. Он тоже был против демонстрации. Но едва аудитория поняла его намерения, как она тотчас устроила ему такую же неприязненную демонстрацию, как тов. Рошалю, и буквально не дала говорить. Тов. Брушвит, от природы чувствительный, сошел с трибуны, смахивая слезу.