Кропоткин
Шрифт:
Передовая первого номера «Бунтовщика», написанная Кропоткиным, начиналась решительно и грозно: «Старый мир быстрыми шагами приближается… к такому сотрясению, которое, вспыхнувши в одной стране, быстро распространится, как в 1848 году, на все соседние страны и, разрушая самые основы теперешнего строя, даст новый источник жизни одряхлевшему миру». И дальше из номера в номер развивалась мысль о неизбежности смены буржуазного государственного строя социалистическим, но только обязательно — безгосударственным. Вслед за Прудоном и Бакуниным Кропоткин не признавал за государственной формой управления никакой положительной роли в эволюции человеческого общества. Напротив,
Передовицы «Бунтовщика» обличали правящие круги европейских государств, которые время от времени вроде бы сами идут на уступки, но тут же возвращаются назад, опасаясь подъема народных масс. И тогда-то вновь нарастают усиление власти во всех областях и дальнейшая ее концентрация, преследуется всякое свободомыслие. А дело всё в том, убеждал своих читателей Кропоткин, что государство — то есть политическое устройство, при котором все дела общества вершит меньшинство, образующее кучку власть предержащих, — отживает свой век и человечество ищет новые формы политической жизни. Не повиновением, а свободным договором должны быть сплочены люди в обществе.
Государство! Сколько гневных слов посвятил ему Кропоткин: «Государство вмешивается во все проявления нашей жизни. От колыбели до могилы оно держит и давит нас в своих руках… Оно преследует нас на каждом шагу, и мы встречаем его на каждом перекрестке… Нужно, чтобы какие-нибудь величественные события внезапно прервали нить истории, выбросили человечество из колеи, в которой оно завязло». Эти «величественные события» — революция. Она преобразует хозяйственный строй, основанный на обмане и хищничестве, оживит умственную и нравственную жизнь общества, вселит «в среду мелких и жалких страстей животворное дуновение высоких идеалов, честных порывов и высоких самопожертвований».
Кропоткин находит удивительной силы слова, бьющие прямо в цель. И растет число читателей его «Бунтовщика» в Швейцарии. Во Франции же, где газета запрещена, ее приходится посылать в закрытых конвертах по специально подобранным адресам подписчикам бесплатно, рассчитывая, что получившие будут добровольно высылать свои пожертвования. И деньги приходили. В редакции шутили: если бы французская полиция захотела прекратить существование крамольной газеты, она должна была бы на нее подписаться, но не присылать добровольных пожертвований, и газету стало бы не на что издавать. А она выходила регулярно, сначала раз в две недели, потом еженедельно. И в каждом номере публиковались новые социальные обобщения Пьера Кропоткина.
Например, рассматривался вопрос о том, какая может возникнуть ситуация после свершения революции. Еще тогда, в начале 1880-х, Кропоткин предупреждал, что если революция приведет к созданию диктатуры, то неминуемо погибнет. Это будет означать возрождение той же самой (лишь с другим названием) системы власти, против которой и была направлена революция. Какими прекрасными намерениями ни руководствовались бы люди, возглавившие революцию, но если они установят диктатуру меньшинства над большинством и начнут подавлять народную инициативу, снова заставив людей повиноваться, они погубят революцию.
Среди множества революционеров различных направлений, которые вели революционную пропаганду и в 1870-е, и в 1880-е, и в 1890-е годы, Кропоткин занимал совершенно особое место. Может быть, главное, что отличало его — это внимание к нравственности, и именно в связи с революцией.
Кропоткинская концепция революции существенно отличалась от марксистской, объяснявшей неизбежность революционного переворота необходимостью смены способа материального производства и исходившей из абсолютной непримиримости классовых противоречий. Кропоткин же, подчеркивая приоритет человеческих интересов, считал нежизненным, схематизированным подходом сведение этих интересов лишь к экономическому переустройству. Никакая схема не может вобрать в себя все богатство и разнообразие жизни.
Взгляды Кропоткина на революцию отличались и от бакунинских. Если Бакунин видел причину революции в отчаянии обнищавших народных масс, а цель ее — в разрушении, то Кропоткин полагал, что только надежда на преобразование общества и ориентация на самые высокие идеалы, на созидание могут быть двигателем революции.
По существу, в кропоткинских статьях дальнейшее развитие получили идеи, высказанные в его «Записке» 1873 года, начинавшейся вопросом: «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» Он остался верен этим идеям. Однако в русском народовольческом движении произошел резкий поворот от, в общем-то, антинечаевских, подчеркнуто нравственных принципов к принципам в какой-то степени нечаевским. К этому времени в среде революционеров наблюдалось разочарование, поскольку никакого заметного, значительного эффекта от пропаганды среди народа и особенно среди крестьян не было. Среди народовольцев нарастало нетерпение. Возобновился индивидуальный террор. В России продолжалась смертоносная дуэль правительства с революционно настроенной интеллигенцией. Исполнительный комитет «Народной воли» вынес смертный приговор Александру II и неуклонно двигался по пути к его осуществлению.
5 февраля 1880 года столяром Степаном Халтуриным был устроен взрыв в Зимнем дворце. Но Александр и на этот раз остался жив — погибло лишь 50 ни в чем не повинных солдат Финляндского полка из дворцовой охраны. Неудачей окончилась и попытка взорвать царский поезд под Москвой. В результате усилился правительственный террор против революционеров. Александр дал указания генерал-губернаторам: всех, кого удастся схватить, казнить незамедлительно. За два года было повешено 23 человека. Казнь гимназиста Осипа Розовского, приговоренного к виселице только за расклеивание прокламаций, описана Львом Толстым в романе «Воскресение».
В то же время в правительственных кабинетах шла подготовка проекта конституции, работу над которой возглавил министр внутренних дел граф М. Т. Лорис-Меликов. Проект должен был поступить в Государственный совет, но тут Александр снова стал колебаться. Только утром 1 марта 1881 года он назначил день для слушания проекта в Совете министров. И как раз в этот день Россию и Европу потрясло известие о том, что русский император, за которым так долго охотились народовольцы, был, наконец, убит. Брошенная Игнатием Гриневицким бомба смертельно ранила обоих — царя и террориста. Члены Исполнительного комитета «Народной воли» Желябов, Перовская и другие, готовя покушение, твердо знали, что платой за него будут их жизни. Но они верили в то, что убийство царя приблизит долгожданную народную революцию, ради которой им не жаль погибнуть.