Кропоткин
Шрифт:
Как и в далекой юности, Кропоткин выполнял в Дмитрове простейшие метеорологические измерения — просто так, для души. В «Записной книжке кооператора на 1919 год» им записаны ежедневные данные о температуре воздуха, облачности, направлении ветра, ходе таяния снежного покрова. Об этом возвращении к географии в последние годы жизни знаменитого анархиста написал в своей статье «К юбилею П. А. Кропоткина как ученого» в «Русских ведомостях» профессор Московского университета Д. Н. Анучин. В 1917 году Петру Алексеевичу исполнилось 75 лет. Анучин писал, что Кропоткин «не утратил интереса к наукам о Земле, его продолжают занимать те научные вопросы, над которыми он думал все свои юные годы». Это вообще была первая статья, рассматривавшая естественно-научный аспект деятельности Петра
В феврале 1919 года в письме Александру Атабекяну в Ковров Петр Алексеевич писал о жизни в Дмитрове: «Мы живем понемногу. Здоровы. Воздух здесь чудный зимой. Небо подчас чисто итальянское. В безветренные морозные дни — просто восхитительные прогулки, особенно с тех пор, как ношу валенки, в которых нога не скользит. Каждый день выходим часа на полтора. День теплый. Работаю недурно — два с половиной часа утром и столько же после обеда. Больше не могу…» Два с половиной года прожил Кропоткин в Дмитрове. Мало кто из его жителей, занятых повседневными заботами, представлял себе, что приветливый белобородый старик, встречающийся им на улице и в музее Дмитровского края, — знаменитый во всем мире теоретик анархизма, сокрушитель государственных устоев.
Участвуя в местной общественной жизни Дмитрова, он выступает на уездных съездах кооператоров и учителей. В выступлении на «съезде учащих» (так он официально назывался) в сентябре 1920 года, как и в предыдущем, в августе 1918-го, значительное место отведено вообще образовательному значению музеев. Еще в письме сибирским кооператорам в июне 1918 года он вспоминал, как много ему, начинающему естествоиспытателю, дал небольшой музей при Сибирском отделе Русского географического общества: «Учиться геологии и физгеографии во всем Иркутске не было никаких руководств, и я нашел случайно попавшее в Сибирь… наставление по геологии и минералогии „Путешественникам пешком“, изданное английским географическим обществом, и в нем были поразительно умные наставления о геологической разведке гениального Дарвина».
Российские географы предпринимают попытки вовлечь его в научную жизнь. В апреле 1920 года Петр Алексеевич получает от профессора Московского университета М. С. Боднарского приглашение вступить в число преподавателей на кафедре географии, «предоставив право читать любой курс из географии, какой Вам будет угодно избрать». 26 апреля отправлен ответ: «К сожалению, должен сказать, что мое здоровье — особенно после пережитых двух зим — не позволяет регулярного труда, требуемого профессурой». Приглашение подтвердил академик Д. Н. Анучин, но и ему 25 мая был направлен отказ: «Конечно, с радостью, хотя бы один год прочел курс физической географии. Но, увы, ни годы, ни состояние здоровья не позволили бы этого!»
Из Петрограда приходит письмо директора только что организованного большого и уникального по своему содержанию Центрального географического музея В. П. Семенова-Тян-Шанского, сына «патриарха российской географии» Петра Петровича Семенова, под руководством которого Кропоткин работал в Географическом обществе полвека назад. Вениамин Петрович напомнил, что в раннем детстве, когда Петр Алексеевич был частым гостем в их семье, он много с ним общался. Теперь он сообщил, что музейный совет постановил присвоить Кропоткину звание почетного сотрудника музея. В ответ вместе с благодарностью из Дмитрова от старейшего члена Русского географического общества пришла поддержка «смелой мысли музея» и пожелание успеха: «Он будет приучать нас смотреть
Примерно в то же время Петр Алексеевич получил письмо из Швеции, в котором содержалось приглашение от Шведской младосоциалистической партии переехать в их страну, а вместе с Ним поступило обращение к правительству Советской России с просьбой не препятствовать его выезду с семьей за границу. Несмотря на то, что Кропоткину жилось тогда очень тяжело (кроме того, что не хватало продовольствия, работать над «Этикой» ему приходилось без необходимых книг, дров, электричества), его ответ был вполне определенным. Он решительно отказался покинуть Россию, несмотря на то, что за три года пребывания на родине существенно изменил свои взгляды на положение в стране. К середине 1920 года у него сложилось определенно отрицательное отношение к происходящему процессу формирования централизованного государства. Оно изложено им в письме-послании, переданном делегации английских лейбористов, посетившей его в Дмитрове в июне 1920 года.
В конце октября 1920 года в Дмитров приехал скульптор Илья Гинцбург по поручению директора Географического музея в Петрограде В. П. Семенова-Тян-Шанского. Вместе с письмом об избрании Кропоткина почетным членом только что организованного музея он передал просьбу — вылепить для этого музея бюст Петра Алексеевича. Два дня он провел за работой; несколько лет назад он уже лепил Кропоткина. Сейчас они говорили о Географическом музее, о юношеских путешествиях в Сибири, о работе над проблемой древнего оледенения, о сотрудничестве в географических обществах Петербурга и Лондона.
— Да, это было лучшее время, — со вздохом закончил свой рассказ Кропоткин.
— О чем вы пишете теперь? — спросил Гинцбург. — Вероятно, события последнего времени дали вам огромный материал?
— О, нет, — отвечал Петр Алексеевич, — пишу об этике.
Работу в Дмитрове над рукописью второго тома «Этики» в неимоверно трудных бытовых условиях тех лет — к ним надо добавить еще преклонный возраст и плохое здоровье — следует считать тем «саморасточением», о котором Кропоткин писал. До мая 1920 года с ним работала машинистка Дмитровского союза кооператоров, но, когда она уехала, ему пришлось перепечатывать рукопись самому. Он не мог работать в библиотеках и использовал лишь свои многочисленные выписки из книг, которых много накопил за долгую жизнь.
Неоконченная «Этика» Кропоткина — его «лебединая песнь». В ней — последние его мысли, последние обобщения… Это как бы дань родине, которую он покинул беглым узником более сорока лет назад и куда наконец вернулся. Это и его завещание.
Глава вторая ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Исход борьбы будет зависеть не столько от ружей и пушек, сколько от творческой силы, примененной к переустройству общества на новых началах…
Встречи с Лениным
Открыть «эру красного террора» значит признать бессилие революции идти далее по намеченному ею пути…
Конечно, Кропоткин не мог предположить, что один из тех русских социал-демократов, которых он слушал в Лондоне в 1907 году и презрительное отношение которых к крестьянству его просто возмутило, возглавит Россию, только что освободившуюся от самодержавия. Но так получилось в результате разгоревшейся борьбы за власть. Впрочем, борьбы почти не было: просто большевики вырвали эту власть у слабо державшегося за нее Керенского. Кропоткин видел непоследовательность политики Временного правительства, его медлительность в решении проблем, связанных с землей и организацией местного самоуправления. Большевики же с их лозунгами «Землю — крестьянам!» и «Вся власть Советам!» обещали решительные действия в этих направлениях. К тому же Ульянов-Ленин совсем неплохо писал о государстве, правильно понимая его как аппарат для насилия и угнетения. который в будущем будет упразднен, подчеркивая, что в этом он вполне согласен с анархистами.