Крошечка-Хорошечка, которая Хаврошечка
Шрифт:
Губами-ми-ми-ми.
А капельки молочные
Летели до земли
И деткам в глазки капали -
Ай-люли, ай-люли.
Один глазок зажмурился,
Другой уж видит сны,
Спи, спи, моя красавица,
Усни, усни, усни".
Триглазка спит. Коровушка
Подула на Хаврошечку -
И влез ей в ухо правое
Семиточечный жучок,
А вылез через левое.
Вновь превратился
Пора домой - все сделано,
И день уже поблек.
Пришли. Наряды новые
Казались лучше прежнего,
А сарафан для мачехи -
Невиданной красы:
Узор крестецкой вышивки
Был так искусно выполнен,
Что холст казался тоненьким,
Как крылышко осы.
Девицы прямо взвизгнули,
А мачеха опешила,
Слезинки так и брызнули,
И руки затряслись,
И ноги стали ватными,
Кровь от лица отхлынула,
Она качнулась, охнула
И в обморок хлобысь!
Ее водой побрызгали
И по щекам похлопали.
Очнувшись, злая мачеха
Всех отослала вон:
Супруга - в сад, Хаврошечку -
В коровник, и на улицу -
Девиц. Однако Курица
Вернулась резко в дом.
Сев на колени к матери,
Свой чудный сон поведала,
Который днем увидела,
Как будто наяву:
"Мне снилось, что я в улике:
Вокруг - з-з-з - гудение,
Хотелось спать до ужаса,
Но вижу: на лугу
Корова наша кружится.
Взбесилась что ли - думаю...
Тошнит, и рябь на воздухе,
Как ветер по реке.
Вдруг - терем белокаменный,
В окошко глядь - Хаврошечка
На лавке спит на бархатной
С шитьем своим в руке!
Щедр стол посреди горницы:
Напитки, сладки кушанья...
И из укладки женщина
Наряды достает...
А платья эти самые"!
Мать вскрикнула: "А волосы?
Какие у ней волосы"?
"Пшеничные. Так вот,
Оконце враз захлопнулось.
Корова, лес и пастбище -
И больше никогошеньки...
Но сарафаны тут!
Их уха, вижу, Зорькина
Коровка божья вылезла,
В Хаврошку перекинулась -
И пчелы не гудут,
И воздух не колышется,
И в животе не муторно...
Она ко мне склоняется
И говорит: пора".
Мать слушала и пятнами
Покрылась вся пунцовыми,
Потом сказала голосом
Шершавым, из нутра:
"Ты никому до времени
Про сон свой не рассказывай.
Теперь ступай на улицу
Да
Триглазка так и сделала,
Но не ушла - подслушивать
Ушком к окну пристроилась
На лавке у крыльца.
И вот она с квадратными
Глазами в хлев к коровушке
Вбежала, с ходу выпалив
Хаврошечке в лицо:
"Ее зарежут! Господи!
Коровка наша жалкая!
Я слышала, как матушка
Ругается с отцом!
Корова, мол, не доится,
Болеет или сглазили,
Купить другую надобно -
Как жить без молока?
А батя упирается:
Корову можно вылечить -
Но бесполезно, чувствую,
Покличут мясника".
Ночь не спала Хаврошечка,
А лишь заря забрезжила,
Пришла она к коровушке
С пилёным сахарком
И, обнимая, плакала,
Кручинилась и молвила:
"За что такая ненависть
Пристрастие за что"?
Корова ей ответила:
"Не плачь, не мучься, дитятко.
Коль ты меня послушаешь,
Я вновь буду с тобой.
Не кушай мясо. В тряпицу
Все до единой косточки
Сложи, и в землю мягкую
Тайком в саду зарой,
И поливай с цветочками.
Теперь лезь в ушко правое
И на вопросы трудные
Получишь ты ответ.
Отведай угощение,
Ложись и слушай песенку".
Так и узнала Крошечка
Коровушкин секрет.
То не дождик, то не реченька течёт,
У окошка красна девица ревёт:
"Ой ты, месяц-золочёные рога,
Кабы птичкой я соловушкой была,
Не сидела б я печальна под окном,
Не колола б пальцы я веретеном.
А летала бы задорна, весела,
Всю бы ночку пела только для тебя.
Слезы горькие на белу грудь текут,
Бо насильно меня замуж выдают".
Яр-тур Месяц эту песню услыхал,
Взгорячённый он по небу поскакал,
Через поле, через речку, через дол
По нехоженой по жердочке прошел,
Косу длинную девичью растрепал,
Ленту красную попутал, потоптал.
Под венец пошла невеста тяжела,
По весне она двух дочек родила.
Про то диво говорило все село:
Распрекрасные, да разные зело.
Ох, одна была, как месяц, золота,
А другая, как сыра земля, черна.
Мать Зоряной одну дочку назвала,
А другую дочь Чернавой нарекла.
Ох, икона и лопата, говорят,
Из одной сосны, да кто же виноват:
Дочь Зоряна рукодельницей была,