«Крот» в окружении Андропова
Шрифт:
Претворить в жизнь этот претенциозный проект Артур Христофорович поручил в 1933 году своему давнему протеже Никольскому. Агентурные позиции, действуя с нуля, необходимо было создать в самом втором бюро и в так называемом «техническом отделе», где хранились личные дела всех агентов.
Начиная карьеру «нелегала», Никольский уже имел подлинный американский паспорт. Он ухитрился незаконно получить его во время поездки в США по приглашению компании «Дженерал моторс» осенью 1932 года. Приглашения на три месяца были направлены группе работников советских внешнеторговых объединений, среди которых оказался и он, Лев Леонидович Николаев.
Посетив автомобильный завод в Детройте, Лейба разыскал в Нью-Йорке своих родственников и друзей детства по Бобруйску.
Первый опыт работы в качестве резидента-«нелегала» стал для Никольского весьма и весьма поучительным. Оказалось, что разведка с «легальных» позиций и нелегальных — две большие разницы, что «нелегалу», в частности, категорически противопоказаны такие свойственные Лейбе качества, как излишняя самонадеянность, стремление решить поставленную задачу наскоком, а отсюда — опрометчивость при установлении первичных контактов, ставка на первого оказавшегося под рукой, мало-мальски подходящего кандидата на вербовку, небрежность в просчитывании возможных негативных последствий.
Нелегальная резидентура состояла из четырех сотрудников: резидента, его помощника, связиста и сотрудника по технике и местной связи. Оперативная база, по соображениям конспирации и безопасности, располагалась в Женеве или, как было сказано в оперативном плане, «в прилегающем к Франции швейцарском городе».
Никольский, оперативный псевдоним — «Швед», должен был прибыть в Женеву под личиной американца, пожелавшего пройти курс лечения в одном из местных лечебных заведений на берегу Женевского озера. Но прежде ему предстояло отправиться с советским паспортом в Австрию на три месяца, в течение которых он должен был заняться «совершенствованием английского и французского языков, а также для оформления связиста и семьи».
Тогда в советской разведке не практиковался вывод «нелегалов» за кордон вместе с семьей. Но для «Шведа», с учетом болезни его дочери, было сделано исключение. Его жена Мария оформлялась в качестве сотрудника резидентуры по технике и местной связи. «Жанну», таким был ее оперативный псевдоним, снабдили австрийским паспортом на имя Маргариты Фельдбин. В паспорт была внесена дочь Вероника. У самого «Шведа» было три паспорта: американский на имя Уильяма Голдина, австрийский — на имя Лео Фельдбина и советский — на имя Льва Леонидовича Николаева.
В конце 1932 года «Швед» прибыл в Австрию и поселился в Гин-тербрюле, пригороде Вены, где и стал брать частные уроки у английского профессора, представившись ему Львом Леонидовичем Николаевым, русским, проживающим в Австрии по воле судьбы. А ведь у него был австрийский паспорт!
Завершив к середине июня свою учебу, «Швед» направил лично Артузову шифртелеграмму: «Первого июля перехожу на новое положение и выезжаю на место работы. Шведь. Из Вены он 27 июня отбыл в Прагу и, став там Уильямом Голдиным, продолжил путь в Женеву через Берлин.
В Берлине у него состоялась встреча с агентом местной резидентуры НКВД по кличке «Шталь». Выяснилось, что «Шталь», еврей по национальности, жаждет как можно скорее покинуть Германию, где к власти пришли ненавидевшие евреев нацисты. Более того, «Шталь» сразу же предложил «Шведу» свои услуги, заявив, что «через своего старого знакомого Рыбникова, владельца книжного магазина в Париже на улице Ланжер, 3, уже нащупал одного офицера из северо-восточного отдела французского генштаба», то есть там, куда «Шведу» предстояло внедриться. Об этом он поспешил информировать Центр, хотя сотрудник берлинской резидентуры успел предупредить его о том, что «Шталь» далеко не безупречный агент и доверять на слово
«У меня есть кое-что интересное для вас, — с важным видом заявил он «Шведу» на их первой же конспиративной встрече в Париже 10 июля 1933 года. — Помните, я говорил вам об одном офицере генштаба? Он заходит в библиотеку «Маяк» за советскими журналами и газетами. Сестра владельца библиотеки, Нина Гарницкая, познакомила меня с ним». При этом «Шталь» назвал его — Владимир Александрович Рыковский, бывший белогвардейский офицер, получивший французское гражданство. «Все материалы по разведке в Советском Союзе сосредоточены в его руках, — с заговорщическим видом вещал «Шталь». — Он является связующим звеном между центром французской разведки в СССР и парижским центром, я имею в виду — генштабом. Его начальник — француз в чине капитана. Он ездит на «роллс-ройсе» и, по некоторым признакам, живет выше своих средств». И эти сведения «Швед» заглотнул и незамедлительно передал в Центр.
Через пару недель «Шталь» опять же ошеломил «Шведа» сообщением о том, что Рыковский уже готов передавать французские документы в обмен на информацию о Советском Союзе, которой располагают немецкие спецслужбы. От имени этих служб как раз и выступал «Шталь». В заключение беседы агент, как и на первой встрече, запросил умопомрачительное денежное вознаграждение за переданные сведения.
В отчете, направленном в Москву 5 сентября 1933 года, «Швед» исповедовался: «Кроме «Шталя» — человека неопытного в моей новой области, чужого в данной стране, я не получил для развода хотя бы одного подлинного француза, через которого я мог бы ориентироваться, прощупывать новые знакомства, не запугивая людей с первого же момента иностранным подданством и внешностью. Не имея такого человека, мне на первых порах приходится самому выполнять роль тайного агента, но значительно хуже среднего француза… Я пытался сойтись с некоторыми людьми. Удачи не было. Познакомился с одним дипломатическим работником-немцем в Лиге Наций, Хенсслером. Он дать ничего не может. Познакомился с женой парижского архитектора Альтмана (муж — сын знаменитого художника). Она была любовницей де Монси четыре года тому назад. Обработать ее легко, но каково ее влияние на де Монси теперь? По всем данным, слабое. Считать же определенным успехом завязку с Рыковским нельзя. Вот почему я считаю своим долгом бить перед вами тревогу уже сейчас, по истечении двух месяцев». «Швед» не просто бил тревогу — он по существу расписывался в своем бессилии, в неумении работать в «поле», вести вербовочную работу с позиций нелегальной разведки.
Вскоре из Центра ему сообщили о том, что, судя по агентурным сведениям, «Рыковский едва ли является сотрудником «Второго бюро» и уж в любом случае не является офицером». Далее еще хуже для «Шведа»: «Согласно архивным материалам об английских агентах, в Турции в 1928 году некто Рыковский работал для Кристи, офицера МИ-6, возглавлявшего паспортное бюро посольства Великобритании в Афинах и работавшего оттуда на Турцию и СССР».
…А «Шталь» продолжал водить за нос «Шведа»: то он познакомился с маршалом Петэном, героем Первой мировой войны, а тот представил его Пьеру Тетинжеру, редактору газеты «Женесс патриот», представителю правого крыла в палате депутатов; в свою очередь, Тетинжер свел его с офицером «Второго бюро» по имени Кюржесс; ну, а тот представил его своему коллеге по имени Жюно». Цепочка очередных «перспективных знакомств» для внедрения в французский генштаб могла бы тянуться у «Шталя» бесконечно, если бы в один прекрасный день «Швед» не узнал о том, что его жадный до денег агент обратился в советское торгпредство в Париже с предложением продать, разумеется за солидную сумму, одно «очень важное изобретение». Между ними состоялся откровенный, неприятный для обоих разговор. Точка над «і» была поставлена.