Кровь богов. Сага мертвых песков

Говард Роберт Ирвин

— Мне лучше слезть и тоже идти пешком, — сказала Ольга.

— Ваши сапоги изорвутся о камни. Уже недалеко, а потом верблюд отдохнет и получит все необходимое.

— А если джухайна там нет… — Она не закончила фразу.

Он пожал плечами.

— Может быть, верблюд успеет отдохнуть к тому времени, когда подойдет отряд Османа.

— Я уверена, что он идет форсированным маршем. — В ее голосе не было отчаяния. Она просто констатировала факт. — У него хорошие лошади и верблюды. Они будут здесь еще до полуночи.

К этому времени наш верблюд не отдохнет настолько, чтобы нести нас двоих. А идти пешком по пустыне невозможно.

Гордон засмеялся. Он прекрасно понимал их положение.

— Что ж, — сказал он спокойно, — будем надеяться, что джухайна не ушли.

Если племя ушло — они пойманы в ловушку враждебной безводной пустыни, ощетинившейся винтовками хищных племен.

Через три мили долина сузилась, и поверхность ее, испещренная высохшим кустарником и валунами, стала постепенно повышаться.

Гордон вдруг заметил тонкую ленту дыма, поднимавшуюся в небо.

— Смотрите! Джухайна здесь!

Ольга вздохнула с облегчением. Только теперь она осознала, как отчаянно надеялась на подобный знак. Ей захотелось погрозить кулаком окружавшему их каменному поясу гор, как живому врагу, обозленному на ускользнувшую от него добычу.

Пройдя еще милю, они достигли вершины холма и увидели большую ограду, окружавшую несколько колодцев. У костров, на которых готовилась пища, на корточках сидели арабы. Через несколько сотен ярдов путники приблизились настолько, что их заметили. Бедуины с громким криком вскочили и бросились им навстречу. Гордон выдохнул сквозь стиснутые зубы:

— Это не джухайна. Это руалла! Союзники турков. Отступать было слишком поздно. Сто пятьдесят бедуинов приближались к ним, свирепо сверкая глазами и потрясая ружьями.

Гордон пустился на хитрость и спокойно направился им навстречу. По его виду можно было подумать, что он специально приехал сюда, чтобы встретиться с ними, и ждет дружеского приема. Ольга пыталась сохранять спокойствие, хотя сознавала, что их жизнь висит на волоске. Предполагалось, что эти люди — союзники, однако ее печальный опыт учил не доверять жителям Востока. Вид сотни оскаленных лиц вызывал страх.

Бедуины остановились в нерешительности, не зная, что предпринять, а потом один из них вскрикнул:

— Аллах! Это же Аль-Борак!

Ольга затаила дыхание, увидев, как палец крикнувшего воина дрожит на спусковом крючке. Только свойственное их расе желание помучить свою жертву удерживало его от выстрела.

— Аль-Борак! — Крик волной всколыхнул толпу. Не обращая внимания на угрожающие вопли и нацеленные на него винтовки, Гордон заставил верблюда опуститься на колени и помог Ольге сойти на землю. Она старалась скрыть свой страх перед этими дикими людьми, столпившимися перед ними, но вся дрожала, видя, как их глаза горели жаждой крови.

Винтовка Гордона висела в чехле у седла,

а револьвер был спрятан под рубашкой. Он не стал вынимать винтовку — это движение вызвало бы град пуль, — а просто помог девушке спуститься. Спокойно оглядев бедуинов, он выделил среди них высокого статного человека в одежде шейха, который стоял немного поодаль.

— У тебя плохая охрана, Миткаль ибн Али, — сказал Гордон. — Если бы я захотел напасть, твои люди уже лежали бы мертвыми.

Прежде чем шейх успел ответить, человек, который первым узнал Гордона, яростно прорвался вперед. С искаженным от ненависти лицом он злорадно сказал:

— Ты ожидал, что найдешь здесь своих друзей, Аль-Борак? Но ты пришел слишком поздно! Триста собак-джухайна отправились на север еще до рассвета. Мы видели, как они ушли, и сразу поднялись сюда. Если они знали о твоем прибытии, почему же не остались?

— Занги-хан, ты курдский пес. Я не собираюсь говорить с тобой, — ответил Гордон презрительно. — Но руалла — люди чести и бесстрашные воины.

Занги-хан оскалился, как волк, и вскинул винтовку, но вождь бедуинов схватил его за руку.

— Подожди, — сказал он. — Пусть Аль-Борак говорит. Он не бросает слов на ветер.

Возгласы одобрения послышались из толпы арабов. Гордон затронул их непомерную гордость и самолюбие. Это не спасло бы ему жизнь, но они хотели послушать его, прежде чем убить.

— Если вы будете его слушать, он обманет вас коварной речью, — неистово крикнул разозленный Занги-хан. — Убейте его сейчас, пока он не причинил вам вреда!

— Неужели Занги-хан стал шейхом руалла и отдает приказы вместо Миткаля? — с убийственной иронией спросил Гордон.

Миткаль, как Гордон и предполагал, сразу же отреагировал на его насмешку.

— Пусть Аль-Борак говорит! — твердо заявил он. — Я приказываю здесь, Занги-хан! Не забывай это.

— Я не забыл, йа сиди, — заверил его курд, но глаза его полыхнули ненавистью. — Я сказал это только ради твоей безопасности.

Миткаль ответил ему неторопливым изучающим взглядом, по которому Гордон понял, что между ними нет расположения. Молодые воины уважали Занги-хана за силу и храбрость. Миткаль был скорее лисой, чем волком, и боялся влияния курда на своих людей.

Авторитет Занги — агента турецкого правительства — равнялся бы власти Миткаля в отряде руалла, а возможно, и превосходил бы ее, если бы не то обстоятельство, что соплеменники Миткаля выполняли приказы только своего шейха. Это и подталкивало Занги-хана к использованию своих личных качеств для достижения власти. Власти, которую Миткаль боялся упустить.

— Говори, Аль-Борак, — приказал Миткаль. — Но говори быстро. Может быть, это желание всемогущего Аллаха — дать тебе еще пожить.

— Прошлой ночью сотня турецких дезертиров вырезала жителей Аль-Авада, — резко сказал Гордон.